— Поняла?

Она кивнула. Ей неожиданно стало так холодно, что предплечья покрылись гусиной кожей. Георгий заметил ее состояние и легонько привлек ее к себе.

— Танька, — шепнул он ей в самое ухо. — Прорвемся. Не бойся. Это я так… на всякий случай. Ну, пошли. Хватит лирики, иначе нам обоим не поздоровится.

Он надел плащ, застегнул его на верхние пуговицы, а полы завязал на животе, так что получилась куртка. Татьяна сняла свои босоножки, он сцепил их ремешками и прицепил к поясу. Вид получился смешной и немного пугающий — как у сумасшедшего спецназовца с гранатами на животе. Потом он отодвинул штору, открыл окно и осторожно выглянул, стремительно и бесшумно перебросил ноги через подоконник и сразу исчез. Татьяна набрала в грудь побольше воздуха, резко выдохнула и выбралась за ним.

Балкон был таким, как и большинство здешних балконов — железное переплетение, вариант пожарной лестницы. Красться по нему, пригибаясь, было неудобно. Татьяна согнулась, насколько могла низко, и тщилась скользить так же бесшумно, как Георгий, двигавшийся впереди, будто тень. Ей очень мешала узкая кожаная юбка, и она, недолго думая, подтянула ее повыше, обнажив бедра так, что стали видны трусики. «Снизу, должно быть, неплохой видик», — подумала она, и от этой мысли ей стало так смешно, что она чуть не расхохоталась вслух. Она понимала, что это — нервное, и, пытаясь удержаться от смеха, чуть не пропустила момент, когда Георгий остановился и замер, прижавшись к стене. Татьяна моментально перестала давиться хохотом и с колотящимся сердцем прильнула к каменной кладке вплотную к нему. Она чувствовала своим плечом, прикрытым только прозрачным капроном блузки, его предплечье, горячее даже сквозь рукав плаща.

Ей очень хотелось спросить, что там, впереди, почему он остановился, но она знала, что разговаривать нельзя, и молчала, затаив дыхание. Георгий протянул руку вдоль стены, что-то нащупывая. Она поняла, что это окно кухни, и он пытается его открыть. Наконец, видимо, его старания увенчались успехом. На их счастье, окно не было закрыто на защелку… Видимо, оно часто открывалось, чтобы проветрить кухню. Но сейчас там было темно, и это опять была неслыханная удача. Обычно в это время жильцы уже принимаются за приготовление ужина, но почему-то сегодня вечером никто не стоял у плиты, помешивая в кастрюльке.

Георгий быстро и без малейшего шума просочился в слишком узкую для его комплекции щель — Татьяна только диву давалась, как ловко у него это получается. Она последовала за ним — и вовремя: когда она уже исчезала в кухне, открылось окно соседнего номера, и она услышала мужской голос:

— Ну, говорю же — никого тут нет. Белки, наверное. В Нью-Йорке полно белок. Однажды я мылся в ванной…

Дальше Татьяна уже не слышала. Она, тяжело дыша, стояла рядом с Георгием в темной кухне, и он крепко держал ее за руку. В открытый проем двери падал свет из коридора.

— Ну, что? — шепотом спросила Татьяна, не выдержав напряжения, с которым они оба вглядывались в светлый прямоугольник. Георгий только молча приложил палец к губам, показал ладонью оставаться на месте и совершенно бесшумно, как будто перетекая из положения в положение, подкрался к двери.

— Чисто. Пошли.

Татьяна следом за ним выскользнула в коридор. Он был пуст в оба конца.

— Здесь есть еще одна лестница, — нагнувшись к ее уху, шепнул Георгий. — Попробуем незаметно просочиться наружу…

Ступая босиком по ковровому покрытию, Татьяна кралась за ним к двери в ближнем конце коридора. Ощущение было неприятным: ковер не пылесосили, казалось, целую вечность, и скопившийся в нем мусор колол босые ступни. То, что она может замечать в эту минуту такие мелочи, удивляло Татьяну. «Тоже мне, принцесса на горошине», — подумала она про себя, вспоминая, как бегала босиком летом на даче в розовом детстве. Почему-то тогда сучки и камешки, попадавшие под нежные детские пятки, не вызывали у нее раздражения — она на них попросту не обращала внимания.

Эти размышления отвлекали Татьяну от страха, и она, кажется, совсем перестала бояться. Но ненадолго.

Машинально следуя за Георгием, она внезапно почувствовала спиной приближение опасности. Доли секунды ей хватило на то, чтобы коснуться рукой его плеча. Георгий мгновенно обернулся и тут же выстрелил. Выстрел прозвучал не громче хлопка пробки, вылетающей из бутылки шампанского, Татьяна в первый момент даже не поняла, что это был именно выстрел, потому что в это время они миновали душевую, в которой лилась вода и кто-то пел на неизвестном языке. Но, обернувшись на короткую секунду, она увидела, как, точно в замедленной съемке, падает на пол давешний сторож, остановивший ее на лестнице, далеко вытянув перед собой руку с пистолетом, чье черное длинное дуло направлено прямо на них. Скрючившийся в судороге палец нажал на курок, и что-то свистнуло мимо плеча Татьяны, заставив ее отшатнуться. Она услышала очень тихий, сдавленный стон Георгия. Испуганно обернулась к нему и увидела, как он согнулся и, сильно припадая вправо, отступает к двери душевой.

— Беги, Танька, — хрипло сказал он. — Меня зацепило. Давай по лестнице и во всю прыть… Если выберусь — найду тебя. Телефон… Пошла!

И она пошла. Точнее, полетела, обжигая босые ноги о выщербленный цемент ступеней черной лестницы. В вестибюле кто-то кинулся ей навстречу, она на бегу немыслимо увернулась, пронеслась мимо, к двери. Секунды точно остановились, она могла разглядеть чьи-то искаженные лица, чьи-то руки, тянущиеся к ней, охранника в дверях, застывшего с выражением крайнего изумления на лице, человека на противоположной стороне улицы, вынимающего пистолет…

Она ускользнула.

Каким-то чудом, летя прямо по мостовой, лавируя между желтыми фургончиками таксомоторов, ощущая свист рассекаемого воздуха, как пуля, она промчалась в потоке людей и машин из одной улицы в другую, третью, петляла, как заяц, пока не поняла, что оторвалась.

Тут силы оставили ее, и ей пришлось собрать все присутствие духа, чтобы не опуститься прямо на мостовую.

Через несколько минут она обнаружила себя сидящей на скамейке возле Публичной библиотеки. Оглядевшись вокруг, Татьяна не заметила ничего подозрительного и осторожно встала. Голова легонько кружилась, во всем теле ощущалась обморочная легкость, каждый шаг казался попыткой идти в раскачивающемся гамаке. Но она была не ранена, только слегка кровоточили сбитые об асфальт ступни. Поправив висящую на плече сумку, Татьяна медленно пошла вперед, ища глазами смятую банку, о которой говорил Георгий. Она обошла все скамейки несколько раз — банки не было. Собственно, ее поиски Татьяна проводила совершенно автоматически: Георгий сказал найти банку — значит, надо найти. Но банки не было. Видно, какой-то бомж, собирающий пустую тару, успел подхватить импровизированный контейнер, хранящий тайну клада.

Татьяна ничего не почувствовала, даже досады. Все было неважно теперь, когда она сбежала из гостиницы, оставив там Георгия — раненого, истекающего кровью, на верную смерть…

Она снова присела на скамейку и потянулась к сумочке за сигаретами. Рука, привычно запущенная в сумку, наткнулась, вместо пачки сигарет, на что-то шуршащее, какой-то ком бумаги… Татьяна непонимающе заглянула — в сумке были деньги. Очень много. Пачки денег. Она совсем забыла о них.