Полканыч тихо улыбнулся — то ли Сеньке, то ли Антону Чижикову-Пыжикову, который задумчиво мурлыкал свою песенку про то, как смелым покоряются моря…

Мы спрятались за кустами и терпеливо ждём, сами не знаем чего, но надежда, как говорил Сенька, всему голова, особенно если у этой головы чуткие уши и нос!

Ветер усилился, скоро осень, и тучки бегут по небу, догоняя и перегоняя друг друга.

Мы, не отрываясь, следим за подъездом дома, в котором живёт Фуражкин.

— Ты ничего не чуешь? — спрашивает Бобик. — Вроде котами пахнет.

Я принюхиваюсь. Трудно понять, ведь ветер дует от нас, в сторону дома.

— Нет, не чувствую, — шепчу я. — Да и раньше ничего такого не замечал.

— А теперь вроде перцем пахнет, — замечает Бобик. — От этого Фуражкина всего можно ждать.

— Перцем, — я снова принюхиваюсь, — да… кажется перцем… А почему? Чего можно ждать от Фуражкина?

— Наивная ты душа, братишка, — качает головой Бобик. — Перцем нюх отшибает.

— Да-да, — волнуюсь я, — мой хозяин как-то раз случайно просыпал перец, так я целую неделю ничего не мог унюхать!

— Вот и я о том же, — Бобик щурится от ветра. — Чуешь, в нашу сторону теперь дует? Чуешь перец? Фуражкин его специально всюду насыпал, чтоб нюх у котов отбить! И у собак!

— Ты так думаешь? — ужасаюсь я.

— Уверен! — бросает Бобик. — Точно! Фуражкина рук дело! Чуешь, и Фуражкиным потянуло! Его запах!

На этот раз и я услышал острый запах перца и ещё… резкий… отталкивающий — Фуражкина! Сколько же злости в этом запахе!

И вдруг запах этот усиливается, а затем… из подъезда выходит сам Фуражкин и дёрганой, подпрыгивающей походкой направляется прочь со двора.

В руках у него большая корзина. Корзина как корзина — с крышкой… Но мы сразу с Бобиком понимаем по запаху, что в ней, в этой самой обычной на вид корзине, спрятано что-то совсем необычное… И необычное — это два кота и одна кошка!

— Ты понял, нет?! — шепчет Бобик. — За ним!

Мы незаметно, по-пластунски ползём за Фуражкиным, затем бросаемся к стене и, прижимаясь к ней, бежим, всё время оставаясь в тени. На наше счастье, солнце закрыло большое серое облако в полнеба, стало почти темно и нас не заметили бы даже коты или собаки, если бы повстречались на пути.

Выскочив со двора, мы видим, как Фуражкин садится в подъехавший к остановке автобус.

Дверь захлопывается, и автобус трогается с места. Через несколько секунд он набирает скорость, и нам приходится поддать жару, чтобы не отстать.

Ещё через некоторое время автобус тормозит и останавливается, но Фуражкин из него не выходит. Затем автобус снова едет…

Так мы бежим за ним довольно-таки долго и всё боимся, вдруг автобус поедет быстрее или нам помешают другие машины, но нам везет: никаких преград на пути не оказывается.

Мы бежим, едва успеваем отдышаться на остановках, снова бежим и думаем только об одном: вот — автобус, а вот — мы, и больше ничего нет в этом мире, а внутри автобуса — Фуражкин с корзиной, в которой два кота и одна кошка, и он их куда-то везёт. И ни в коем случае нельзя упустить Фуражкина, иначе может случиться что-то страшное и нам никогда не отыскать Лаврика…

В левом боку у меня давно уже ноет, да и Бобик бежит не так легко, как вдруг автобус снова останавливается и из него появляется Фуражкин. С корзиной.

Местность, в которой мы оказались, мне совершенно неизвестна. Это окраина с рядами новостроек по одну сторону и редким лесочком по другую сторону дороги.

— Далеко… заехал… — Бобик с трудом переводит дыхание.

Мы семеним за Фуражкиным на приличном расстоянии, почти не скрываясь. Фуражкин останавливается, чтобы перейти дорогу. Немного переждав, мы снова пускаемся за ним.

Вдали от перекрёстка мы замечаем очень большую круглую палатку с разноцветным куполом. Я таких никогда не видел, но догадался, что это цирк. Фуражкин направляется именно к нему. И мы с Бобиком одновременно чуем очень сильный кошачий запах. Немного пахнет и собаками и какими-то другими животными, то ли козами, то ли ещё кем. Наверное, обезьянками, я знаю, что в цирках выступают мартышки и шимпанзе.

— Цирк это! — говорю я Бобику. — Шапито!

— Ничего себе! — удивляется Бобик.

Вот куда попали все пропавшие коты и кошки. Все девяносто девять! И Лаврик вместе с ними!

— Ты понял, нет?! — кричит Бобик. — Он их в цирк сдаёт! Одно непонятно! Почему они не сбегают, почему не возвращаются назад?

— Непонятно… — бормочу я.

Но меня это волнует меньше всего, а больше всего на свете я хочу добраться до Лаврика и вернуть его домой. Нечего ему делать в бродячем цирке! Он ведь никакой не артист, а самый обыкновенный кот, который даже на форточке не может усидеть!

Фуражкин подходит к цирку, и теперь он не кажется таким огромным и опасным на фоне разноцветного шатра с высоким куполом. Постояв секунду, он входит внутрь.

Мы бросаемся к цирку. Но метров за сто до него нам становится ясно, что кошки с котами находятся в вагончиках, которые полукругом расположились в сторонке.

— Они там! — кивает на вагончики Бобик.

Мы уже собираемся взять штурмом один из них, как вдруг из вагончика появляются несколько котов в разноцветных шляпах во главе с большим белым котом в чёрном цилиндре.

Мы ошарашены. Кот поглядывает на нас с презрением. Остальные вообще словно не видят нас.

Бобик смотрит на цирковых, ничего не понимая. Он пёс свободный. Вернее, почти свободный, но мне, как псу, у которого есть хозяин, становится ясно сразу, что коты, хоть и попали сюда не по своей воле, прижились, и им в цирке даже очень нравится. Да хотя бы уже потому, что самый главный из них красуется в чёрном цилиндре, а на других — весёлые разноцветные шляпы с узкими полями.

— Здравствуйте, — вежливо здороваюсь я.

Коты в ответ даже не шипят. Ноль внимания, фунт презрения.