– Вася, ну ты куда? Мы не виделись сто лет… Не уходи…

Он взял ее за руку. Она аккуратно высвободила свою ладонь.

– Мой график работы не позволяет мне задерживаться позже 12 ночи…

Оскар тихо, чуть устало смеется.

– Ах, эти чертовы боссы создают неудобные для друзей графики…

– О, Оскар, не говори так. Мои боссы – ангелы.

– Обычно все утверждают обратное.

Он улыбается, и Василиса вдруг не может оторвать свой взгляд от его губ.

– И кто же ты тогда в этой иерархии?

Самое простое в жизни – говорить правду. В нее все равно никто не поверит.

– А я самая настоящая ведьма, Оскар.

Он берет ее ладони в свои. Он почему-то не смеется больше. На глазах будто стеклянная пелена.

– А ты такая же необыкновенная, как восемь лет назад…

– Ну, и где она???

Эд почти кричит. Георгий внешне спокоен, но все же движения пальцев выдавали его волнение.

– Она пропала…

Герг еще минуту неотрывно смотрит на экран планшета. Затем разводит руками:

– Эд, ты же знаешь, мы не можем видеть ее действия и мысли в полнолуние…

Воздух с сухим треском раскалывает звук сломанного карандаша в ладонях Эда.

– Зачем нужно было давать это задание на исходе четырнадцатых лунных суток? Понятно же, что любое минутное промедление – и Луна заслонит ее от нас! Первая минута полнолуния – и мы сидим здесь в недоумении и мыслях, что там происходит!

Георгий удивленно взглянул на Эда.

– Эд, ты же опытный? – вопрос-утверждение. – Понимаешь, какие частоты ее энергии нам необходимо было поймать. Такое возможно только на исходе лунных суток до полнолуния. Пару часов, минут. И ты же сам наблюдал, как извивались графики состояний и линии судеб Оскара. Все идет по плану. Особые легкие качества Василисы, назовем это так, возвращают Оскара на свой путь…

– Хорошо. Время час, ее нет, телефон недоступен…

– Не горячись так! По-крайней мере, до 00:23 все шло по плану.

– Этот Оскар пытался взять ее за руку! И заметь, она не сразу ее убрала! Любой физический контакт запрещен!

Георгий не сводит взгляд с Эда. Он пытался понять, что происходит с его напарником. То, что подсказывало его внутренне восприятие, начинало его тревожить.

– Эд, Оскар – старинный друг Василисы, физические контакты вроде случайных прикосновений, дружеских объятий – этого не исключить. Их встреча должна была пройти в максимально естественном ключе. И она убрала свою руку. Василиса знает предел дозволенных контактов. Дальше вот таких «касаний» ничего не будет.

– Никто не знает, что будет дальше. Луна…

Эд подошел к окну, в ночном небе светила полная самодовольная Луна. Безмолвно простояв пять минут, ангел расправил крылья и покинул двадцать первый этаж Поднебесья, вылетев прямо в окно. Запах грозы, ночь. Луна. Георгий подошел к распахнутому окну, поглядел вслед улетающему ангелу. И, покачав головой, почти шепотом произнес:

– Эд, что ты творишь…

Но шепот в таком месте, как Поднебесье, разносится эхом до самых небес. Шепот – самый громкий звук.

ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ СЖЕЧЬ

Я не люблю писать дневники. Считаю, все то, что происходит в моей голове, там и должно утонуть. Но иногда бывают ситуации, когда проще один раз излиться на бумагу, перечитать и обязательно сжечь эти воспоминания, чтобы избавиться от этого навсегда.

Оскар… Иногда живешь, дружишь, кого-то любишь, кого-то спасаешь. А потом вдруг сталкиваешься глазами с тем человеком, который знал тебя до того, как ты научилась быть собой в настоящем времени. Вдруг ты понимаешь, что настоящая ты была именно в вашем общем прошлом. Иначе сложно объяснить, что произошло. Ты вроде обнимаешь его как друга. Но неожиданно он пахнет не только детством, и вдруг добавляются ноты вожделения. И где-то внутри молоточками бьет, что все неправильно. Но тело уже теряет ощущение реальности, и ты проваливаешься в сон наяву. А во сне снимаются все границы недозволенного. В своем же сне ты вдруг становишься сторонним наблюдателем. Пальцы его рук путаются в моих пальцах. Он все еще говорит о мелочах, но голос его начинает выдавать хриплые ноты. Но он не сдается, он держит дистанцию друзей. Следующая минута – и мое плечо обжигает жар его тела. Его разговоры становятся путанными. Но мой стойкий Оскар не сдается. Я же плыву по волнам, я в стороне дышу его кожей, тону в звуке его голоса. Во мне нет сил сопротивляться надвигающемуся. Он вдруг притягивает меня к себе и прячет свое лицо в моих волосах. Я чувствую его дыхание на своей шее. Мы в тишине. Мы в темноте. Между нами разряды. Мои запреты на близость, его запреты преступить черту. А потом все полетело к чертям. Вспышки, разряды. Мои стоны, его зубы. Его зубы побывали, казалось, на каждом сантиметре моего тела. Я закрывала глаза и тут же распахивала их, я чувствовала каждое его прикосновение. Я поймала то состояние нирваны, когда не существует мира более нигде, кроме как между нашими обнаженными телами, плотно прилегающими друг к другу…

А потом он стоял в дверях, его шоколадный цвет глаз вдруг стал бледнее, и из носа потекла струйка крови. И это произошло так неожиданно для нас обоих и создало такой переполох. Я развернулась и, не дожидаясь лифта, его взъерошенного «я провожу тебя», побежала вниз по лестнице. В голове пульсировала одна мысль: «Я сорвала это чертово задание», и где-то позади, мысль, которая напугала меня еще больше: «Что же мы наделали». Нет, спустя время я, конечно, понимаю, что объективно нет ничего страшного в том, что два взрослых человека занялись сексом, но между Оскаром и мной всегда существовал хрустальный безопасный мир. Мир, в котором не бывает звуков пощечин, укусов на коже во время страстных прелюдий. Мир без запаха выжигающего все внутри вожделения. И где-то внутри меня я понимала, что нельзя разбивать этот хрупкий мирок. В нем мы будто оба отдыхали. На краю вселенной мы собирались бесконечно оставаться детьми.

А потом был Эд. Мой ангел-хранитель. В теле совершенного мужчины. Я выбежала из подъезда в слезах, с размазанной тушью, с растрепанными волосами. А он бежал к этому подъезду мне навстречу. Увидев меня, он замер на месте. Видимо, пытался на первый взгляд определить масштабы произошедшей катастрофы. Сначала мы взялись за руки и пошли в сторону моста. Городская речушка ночью превращалась в волшебный водоем с красивыми лунными переливами. Наконец проревевшись, я открыла рот и приготовилась вывалить всю правду Эду.

Но ангел сжал мне рот рукой, притянул к себе и одними губами беззвучно произнес: «Не говори!»

Я неотрывно смотрела в его синие глаза, по щекам опять хлестали слезы. Сколько их во мне?

А потом произошла еще одна сумасшедшая вещь за эту ночь. Он убрал свою руку от моего лица и поцеловал меня в губы. Прижав меня к своему телу, он распахнул крылья и укрыл ими нас двоих. Это был самый долгий и чувственный поцелуй в моей жизни. Я вдруг стала невесома, я утонула в белом цвете и дожде. Эйфория от такого простого действия, как поцелуй, затопила мое сознание. Никогда до этого момента я не испытывала подобного чувства. И сейчас уверена, что не испытаю. В тот момент у меня было одно желание: чтобы этот поцелуй не заканчивался никогда. Но он закончился, и я еще минуту не могла открыть глаза. Боялась, что небо, наконец, обрушится на меня. Открыв же глаза, я увидела, что все на своих местах. Небо неизменно. Эд стоял у перил моста спиной ко мне, его крылья были сложены и постепенно растворялись в воздухе. Так происходило каждый раз, когда он их прятали от повседневности. Крылья были всегда за спиной, но их мало кто мог видеть. Нашу настоящую сущность всегда мало кто может видеть. Над рекой появилась золотая полоса. Ночь отходила, напустив немного туманов и мороза по коже. Луна, ухмыляясь над содеянным за ночь, укатывала прочь.