Всех, кто приезжал учиться ремеслу кукольника, вонопо предупреждали, что куклы - настоящие маленькие дети. А тех, кто не желает с этим считаться, ждет финансовый крах, а то и личные неприятности.

На матрице-диске Вольфа записалась вся длинная череда неудачных воссоздании, через которую он прошел. В его сознании благодаря этому запечатлелись воспоминания обо всех мучениях, пережитых при рождениях за то время, пока Себастьян учился пользоваться Горном, причем запечатлелись до деталей, и это заставляло нервы Вольфа трепетать, а душу содрогаться от ужаса. Кроме того, помнил он и три удачных воссоздания, предшествовавшие последнему, и каждый раз следовавшее за ними скорое возвращение в Горн. Первое воспоминание испугало его, хотя он был задуман, чтобы изображать воплощение дьявола. Второе разозлило, поскольку несколько часов личной жизни вне сцены он считал своим правом, а не только привилегией.

Теперь, когда сознание полностью вернулось к нему, а тело начало слушаться, Вольфу хотелось бежать. Сначала оставалось под вопросом, было ли это желание вызвано озорством, присущим всем куклам, или следствием зверских попыток воссоздания, повлиявших на его мозг. Позже стало ясно, что второе более вероятно.

Вольф сел в питательной ванне. Вязкая жидкость стекала по его темным бокам назад в раствор. Она капала с его крыльев, как подливка с дичи, подаваемой к воскресному столу.

Себастьян и Никто наливали вино в стаканы. Они стояли справа, наполовину скрытые за грудой пожитков, и, видимо, не замечали, что Вольф пришел в движение. А может быть, их это не беспокоило. Во всяком случае, маленький дьявол был полон решимости наилучшим образом воспользоваться благоприятными обстоятельствами.

Никто хихикал.

Вольф встал, широко расправил крылья и тихонько попробовал взмахнуть ими. Они еще не высохли, хотя перья не слипались. От воды и растворенных в ней питательных солей на коже остались лишь крохотные капельки, сверкавшие, как драгоценные камушки.

В этот момент Себастьян повернулся к нему, подняв стакан темного вина, как будто хотел поприветствовать создание своих рук. И хотя он видел стоящую фигурку, цеплявшуюся пальцами ног за край металлической ванночки, видел тело, наклоненное вперед, крылья, расправленные дугой, идиот не перестал улыбаться. Напротив, его улыбка стала еще шире, как будто Себастьяна радовало поведение его творения.

Вольф прыгнул.

Он отчаянно захлопал крыльями и полетел к двери в конце кузова. Она была немного приоткрыта и слегка покачивалась от дуновений холодного ветра.

Себастьян повернулся, следя за полетом куклы, продолжая улыбаться и не догадываясь о том, чего так страстно хотел этот маленький вампир. Свободы, бегства, нормальной жизни.

Никто догадался первым и предупреждающе вскрикнул:

- Он убегает! - Потом еще и еще:

- Он убегает! Убегает!

Как будто повторяя эти слова, он мог заставить идиота действовать.

Дверь была хорошо смазана и легко открывалась, так что Вольф, ударившись в дверь, без особых усилий распахнул ее настежь. Он бросился в проем в темноту осенней ночи. За несколько секунд крылья унесли его так далеко, что двое в грузовике перестали слышать тихие хлопки кожистых мембран.

С юга поднялся туман, заполнивший единственный кусок открытого пространства. Теперь туман висел среди деревьев, как та мгла, которая заполняла сознание Себастьяна, когда он старался слишком долго или слишком сильно сосредоточиться на одной проблеме.

Видимость резко ухудшилась. Деревья вырастали перед ними внезапно, как доисторические динозавры. Неизвестно откуда протянулись вьюны, которые хватали их за ноги, словно цепкие пальцы, или как змеи, обвивающие тела своих жертв и душащие их, прежде чем заглотить. То тут, то там раздавались крики, и эти звуки заставляли их поминутно останавливаться, хотя они знали, что эти звуки издают не кровожадные демоны, а всего лишь безобидные зверьки.

Себастьян вдруг вспомнил, что куклы не могут удаляться от Горна больше чем на тысячу футов, не испытывая при этом страшной, невыносимой боли, которая заставляет их возвращаться назад. Это означало, что Вольф никуда не денется, что они должны найти его с минуты на минуту. Идиот не мог вспомнить, насколько далеко могут уходить куклы, но он точно знал, что им придется обыскать лишь небольшую территорию.

И все же они ничего не нашли.

На мгновение Себастьян решил оставить маленького демона в покое, но вскоре сообразил, что если его найдет кто-нибудь другой, кроме Бена Самюэля, то узнает, где они находятся. Даже если они уедут и тварь обнаружат позже, полиция будет знать, где их искать. Вольфа надо найти как можно скорее и вернуть в Горн, иначе все погибло.

- Есть что-нибудь? - спросил он Никто.

- Здесь нет, - ответил тот. Сгустившийся туман плотнее прильнул к земле, и Себастьян ничего не видел, кроме макушки головы Никто, торчащей из тумана неподалеку.

Ему стало страшно, захотелось вернуться в грузовик, запереть дверь, лечь спать и забыть про Вольфа. Он не хотел больше оставаться в тумане, среди темных деревьев, не хотел топтаться на месте, не видя, куда идет. Туман напоминал ему паучью сеть. И в первый раз за много дней ему вспомнилось, что паук из подвала Голубого Гранд-Театра пробрался в грузовик. Теперь он был где-то здесь, рядом, и мог подкрасться в тумане и напасть на них сзади.

Себастьян вздрогнул. Но продолжал идти вперед: страх не всегда может служить оправданием для отступления.

- Почему бы нам не поискать его возле хижины Бена? - спросил Никто. - Там, по крайней мере, светло. Единственное место в округе, где есть свет. Там искать легче. К тому же свет может привлечь его.

- Может быть.

Вольф не производил впечатление существа, которое боится потемок.

- И кроме того, холодает. Ему, наверное, еще холодней, чем нам, ведь он не успел одеться, ты помнишь. Он наверняка подумает, что там, где свет, будет теплее.

- Пойдем, - решил Себастьян.

Он пробежал длинный путь до хижины так быстро, что Никто едва поспевал за ним.

Не успели они приблизиться к границе желтого света, окружавшего жилище Бена, как увидели Вольфа. Он, как обезумевшая мошка, метался под плоской крышей от одного края крыльца к другому, привлеченный двумя светящимися окнами, однако боялся прикоснуться к ним и вел себя тихо, если не считать шума, издаваемого крыльями.

- Эй! - крикнул Никто.

Себастьян тоже принялся кричать.

Вольф повернулся и пронесся у них над головами так низко, как будто хотел напасть на Себастьяна. Проследив за ним взглядом, они увидели, как Вольф сделал круг и так же низко полетел назад к крыльцу, как будто тоже боялся ночи и тумана. На этот раз он ударился в окно, прямо в середину, разбил стекло и ворвался внутрь, визжа от боли и злости.

Раздался звон осколков, упавших на деревянный пол.