– Повторяй за мной: башня.

– Баша…

– Баш-ня. Давай-ка еще раз – баш-ня.

И побуждающий импульс – легкий, едва заметный.

– Баш… ня-я… Баш-ня. Баш-ня! Баш-ня! Баш-ня!

– Молодец, Артур! Строим дальше?

– Стоим!

Это – уже без побуждения. Хорошо. Продолжаем.

Малыш взял следующий кубик.

Она старалась с головой уйти в работу. Спрятаться, как в коконе силового поля – лишь бы отсечь, оставить снаружи мысли о вчерашнем. Одно воспоминание о шахском приеме вызывало у Регины приступ паники. На ум пришел блок-экран, перекрывший доступ к Леопольду Эйху. Если это было возможно на Ларгитасе, на правительственной вилле – возможно ли подобное на Шадруване? Неужели шахский дворец оборудован…

Чушь, бред! Откуда у варваров сверхтехнологии?

Даже самую безумную гипотезу следует проверить. За завтраком она без спросу сунулась в голову к Лейле, прислуживавшей за столом. И никого не обнаружила. Никого и ничего. Словно Лейла не рождалась на свет. Не удержавшись, Регина коснулась рассудка Матильды Клауберг – та уничтожала рыбные тарталетки с такой яростью, словно казнила орду заклятых врагов. Все в порядке, комиссарша доступна. Можно с легкостью добраться до первых сексуальных опытов женщины, или превратить могучую даму в послушную марионетку; или, войдя «под шелуху», ампутировать любой фрагмент памяти госпожи Клауберг…

Разумеется, ничего этого Регина делать не стала.

Врожденное свойство аборигенов? Аналог защиты дикарей-овакуруа? Надо принять, как данность: для шадруванцев вся телепатия доктора ван Фрассен – пустой звук. А потом улететь домой и постараться забыть. Она знала, что забыть не получится. Певица, потерявшая голос; танцовщица, лишившаяся ног. Скрипач без пальцев, слепец-художник. Забудется ли ужасный кошмар, даже если оставить его за кормой рейдера?!

– Башня…

– Баш-ня! Баш-ня!

– А какая башня у нашего мальчика?

– Кая?

– Самая лучшая! Красная, синяя…

Работая с Артуром, Регина старалась вовсю – ей кровь из носу надо было компенсировать свою недавнюю беспомощность. Она усиливала образы, возникавшие в мозгу ребенка, добавляла им красок и объема. Мир вокруг Артура пел и благоухал, лучился солнцем и сверкал фейерверками новогодних гирлянд. Если малышу так скучно снаружи, что он сбегает от скуки в себя – значит, надо сделать внешний мир столь привлекательным, чтобы ребенку не захотелось его покидать. Да, после окончания сеанса краски для Артура вновь поблекнут, а звуки сделаются глуше. Но останется воспоминание, сказочный, притягательный образ. Он станет тянуть малыша наружу, провоцировать желание еще раз пережить минуту счастья. Пловец-спасатель, он за волосы вытащит ребенка из глубин закуклившегося «я». Главное – поддерживать интерес, подбрасывать ребенку все новые стимулы. За две-три недели Регина успеет заложить основы. Дальше дело за отцом и Лейлой. И за госпожой Клауберг: пусть отрабатывает жалованье! Образование у комиссарши профильное, самое время поработать по специальности. Подробные рекомендации мы напишем. И пусть только попробует от них отступить!

Но в первую очередь – отец.

Вчера, на приеме у шаха, Николас прикрыл ее, как смог. Столь тонкое чародейство, как возвращение зрения, требует особого расположения звезд. Увы, повелитель мира, светила расположились самым неудачным образом, и искуснейший в мире врач не в силах противостоять… Смысл речи посла Регина узнала позже. Но мальчик на троне кивнул – без гнева, с поистине монаршим достоинством. Шушукались старцы. Улыбался регент. Ну да, конечно. Звезды! По силам ли женщине совершить чудо, недоступное лучшим из мужей? Будь ты хоть трижды гостья со звезд, расположившихся неудачным образом…

Как ни странно, Ник без особого изумления выслушал ее рассказ о причине неудачи. Реакция господина посла навела Регину на скверные мысли. «Ты знал? – без обиняков спросила она. – Знал заранее?!»

«Нет, – ответил Ник. – Я не знал.»

«Врешь!»

«Ты вправе не верить мне. Но я действительно ничего не знал.»

«Это и есть тайна Шадрувана? Та, о которой ты предупреждал меня?»

«Нет. И хватит об этом.»

– …И!

Артуру наскучило строить башню, состоявшую уже из двенадцати кубиков – и он бесцеремонно взобрался на колени «тете И». Предостережения госпожи Клауберг оказались напрасными. Знала ли комиссарша о сенсорных галлюцинациях при касании? Если знала – почему не предупредила? Сейчас, во второй раз, ничего подобного не произошло. Никаких «ожогов». Нежная детская кожа; теплая – как у любого нормального ребенка. А вот с весом у тебя, дружок, перебор. Ожирение первой степени; двадцать процентов сверх нормы. Любишь сладкое и мучное? Ну и молочное – как же без этого? Кричишь, если не дают? Капризничаешь, канючишь, да? Головой об стенку бьешься, как папа рассказывал? И сердобольные взрослые, не в силах видеть твоих страданий, несут в лапках сладенькую ватрушку с творогом?

Лишь бы успокоился.

Для тебя, малыш, это не просто ватрушка. Для тебя это – наркотик. Повышенная проницаемость стенок кишечника. Глютен с казеином попадают в кровь напрямую, и дальше – в мозг. И действуют они на тебя, дружок, как опиаты – на взрослого. Отчасти поэтому ты и не любишь наружу выбираться. Тебе и в скорлупке хорошо. Скушал ватрушечку – и доволен, и нет тебе дела до нашей суеты…

Ты уж прости, Артурчик, злую тетку Ри, но наркоманом я тебе стать не дам. Хватит в скорлупе кайфовать. Закончим сеанс – и сразу пойду разбираться с твоей диетой. Заодно капельки нашему мальчику пропишем. Есть такие капельки-стимуляторы… Не век телепатам с тобой возиться. Диета, препараты, развивающие игры; привитие навыков первичной социализации, работа с речью…

Дипломатом тебе не быть. В остальном – посмотрим.

На обеде Регину ждал сюрприз – в лице давешнего толстяка, автора панегирика «О Шадруван!» Ник ей уже все уши прожужжал: Каджар-хабиб – местный уникум. Поэт, живописец, алхимик, полиглот; врач, астроном… Энтузиазма господина посла по поводу просвещенного аборигена Регина не разделяла. Пока сумма знаний молодого мира невелика, «универсалы» имеют право на существование. И все же – нельзя так разбрасываться! Разносторонность Каджар-хабиба наверняка шла во вред глубине познаний в каждой из выбранных толстяком областей. Оставалось надеяться, что людей он лечит лучше, чем пишет стихи. Иначе мир праху его пациентов.

А еще от него жутко несло потом. Несмотря на благовония.

В отличие от Регины, господин посол был в восторге от жирного гения. Обедать зовет, в друзьях числит… Господина посла можно понять: с кем тут вести беседы, если не с местным интеллектуалом? Не с Кейрин-ханом же? Ты ему о множественности миров, он тебе ножик в поясницу. Кому еще про множественность миров? Лейле, во время здорового секса? А госпожа Клауберг и так в курсе про множественность. И доложит куда следует.