Сейчас, в тридцать восьмом году, когда враги народа то и дело обнаруживались даже в самых высших сферах, учет и контроль нужны были как никогда. Родные и близкие не исключение.

Выход из этого положения Софья Борисовна нашла.

В тот день Званцева вызвал к себе не кто-нибудь, а главный инженер завода Мазуркевич. Зайдя к нему в кабинет, Игорь обнаружил, что рядом с ним восседал секретарь парткома Трясогузкин, который во все дела совал свой нос.

Оказавшись в столь авторитетной компании, Игорь смутился. Причину вызова он не знал.

Если Трясогузкин неизменно был в полувоенной форме с орденом Красного Знамени на груди, то главный инженер Мазуркевич предпочитал гражданское одеяние, строгий темный костюм, белоснежную рубашку, галстук.

Он и начал первым:

– Игорь Николаевич, вас переводят на главную площадку завода в Москву.

– Как переводят? – удивился Игорь. – Я заявлений не писал, просьб не подавал.

– Разговорчики, Званцев! – подал голос Трясогузкин. – У нас военная дисциплина.

– Поверьте, мне очень жаль, но что поделаешь, – сказал Мазуркевич.

На этом разговор и завершился.

В душе Игорь был рад переводу, причем не только потому, что вернулся в Москву. Ведь там он попал в исследовательскую группу, которая занималась разработкой новых авиационных двигателей, в том числе и реактивных.

То, что к его переводу приложила руку Софья Борисовна, он понял быстро.

Уже на третий день работы на новом месте, когда Игорь зашел в квартиру тещи, она спросила:

– Ну и как вам новая работа? – Софья Борисовна неизменно называла Игоря на «вы».

– Я доволен, – ответил он и тут же поймал себя на мысли о том, что о его переводе знали только Рита и Антонина Васильевна.

В тот же день вечером Игорь спросил жену, говорила ли она о его переводе Софье Борисовне. В ответ Рита отрицательно покачала головой. Мол, нет, не успела.

Жить они стали у Антонины Васильевны. Две комнатки в коммуналке все-таки лучше, чем одна в общаге. Переезжать к Мещерским в шикарную трехкомнатную квартиру со всеми удобствами и прислугой Игорь не пожелал.

Жизнь шла своим чередом. Званцев увлеченно занимался авиационными двигателями, посещал аэроклуб, теперь уже Тушинский, как в студенческие годы.

Рита устроилась работать в районную прокуратуру. Конечно, коммуналка ей тоже была не по душе, особенно когда это касалось общей кухни и туалета. Но такие неудобства можно было перетерпеть хотя бы потому, что через день-другой она заходила к матери повидаться, принять ванну и отведать чего-нибудь вкусненького, что приготовила к столу домработница Клаша.

Рита пыталась руководить Игорем точно так же, как ею самой командовала Софья Борисовна. Но это у нее не особо получалось.

А иногда категорические решения принимал он.

– Ритка, на следующей неделе я беру тебя с собой в аэроклуб, – сказал как-то муж любимой жене.

– Это еще зачем? – удивилась она.

– Ты должна совершить прыжок с парашютом!

– С парашютом? Но я боюсь.

Игорь усмехнулся и проговорил:

– Повсюду только и слышно: «Комсомолец, на самолет!», а ответственный комсомольский работник, да еще и жена авиационного инженера, игнорирует этот призыв.

– Призыв касается самолета, а не парашюта.

– А если вражий снаряд угодит в самолет, что ты будешь делать?

– Званцев, ты несносен! – заявила Рита.

– Да не бойся ты, я буду на подстраховке, – успокоил ее он.

Рита все-таки прыжок совершила и была безмерно счастлива.

Антонина Васильевна по-прежнему преподавала немецкий в школе, дома вела хозяйство. Отношения с Ритой сложились самые нормальные. Более того, жена сына проявила интерес к изучению языка Шиллера и Гете. Антонина Васильевна ей в этом помогала.

Все обрушилось в один день.

18 августа, День воздушного флота СССР. Для Игоря Званцева это был праздник наравне с 7 Ноября и 1 Мая. Этот день был выходным по шестидневке, и тысячи жителей крупных городов поспешили на аэродромы, чтобы своими глазами увидеть и оценить авиационные достижения первой в мире Страны Советов.

Главным, безусловно, был воздушный парад в Тушино. Посмотреть здесь было на что: головокружительный пилотаж лучших летчиков страны, групповые парашютные прыжки спортсменов ОСОАВИАХИМа с огромных «АНТ-9» и «АНТ-14», мощные дирижабли, пролет самолетов строем, изображающим слова «ЛЕНИН» и «СТАЛИН», воздушные шары с портретами их и других руководителей партии и правительства. Завершился парад высадкой многочисленного воздушного десанта.

В приподнятом настроении Игорь возвращался из Тушино домой. Точнее сказать, не домой, а к теще на пирог в честь праздника. Он поднялся на знакомую площадку третьего этажа и хотел было нажать кнопку звонка, но передумал.

Рита накануне слегка подвернула ногу и в Тушино ехать не решилась, осталась у матери. Игорь решил привезти ей оттуда подарок – букет полевых цветов, собранных собственноручно. А раз так, то в квартиру надо войти незаметно, встретившись с ней, достать из-за спины букет и вручить его, конечно же, вместе с поцелуем.

У Игоря был свой ключ от квартиры Мещерских. Он осторожно вставил его в замочную скважину, повернул, открыл дверь, вошел и тихо прикрыл за собой створку.

Званцев сделал пару шагов и услышал, как в комнате разговаривали Софья Борисовна и Рита.

– Мама, а ты уверена?

– Уверена, у меня точные сведения.

– От кого?

– От работника нашего посольства в Праге. Отец твоего ненаглядного Званцев Николай Порфирьевич жив-здоров, да еще полковник чехословацкой армии.

Рита молчала, а Софья Борисовна продолжила:

– К тому же он дворянин по происхождению.

– Мама, но ведь и ты…

– Да, но это совсем не одно и то же. Я отреклась от своей семьи и не боюсь об этом говорить. А твой муженек скрыл, что его отец эмигрант, да еще в прошлом царский офицер.

– Может, он и не знал?

– Не знал? А ты заглядывала в их семейный альбом?

– Нет.

– Что же ты так? Родственников своих надо знать. А я вот два дня назад заходила к его мамаше, и пока та колдовала на кухне, полистала их семейный альбом. Там фото его отца в форме офицера царской армии.

– И что? Хранить фото отца – это преступление?

– Молчи! – Софья Борисовна повысила голос. – В альбом вложено письмо отца сыну. Датировано оно пятнадцатым апреля этого года. Ты продолжаешь утверждать, что он ничего не знал? Но это еще полдела. Кто-то же письмо это ему передал. Оно пришло не по почте. Значит, у него есть связь с капиталистическим миром, с нашими классовыми врагами.