— У меня к вам возникли дополнительные вопросы. — Володин достал заранее подготовленный протокол допроса и зачитал вводную часть о правах и обязанностях свидетеля Файзуллиной Айвары Рашитовны. — Вам все ясно?

— Пока да. — Айвара зевала, потирала глаза и, кажется, не слишком вслушивалась в то, что говорил Володин. — Кроме того, мне это уже один раз читали.

— В ваших показаниях меня заинтересовало вот что. Вы говорите, что не были свидетелем избиения соседки Каштановой. Это так?

— Да. Как я могла быть свидетелем, когда все происходило в мое отсутствие? А даже если бы была — комнаты-то разные.

— Вы сказали, что всегда уходите, когда к ней приходит Вадим Лучинин. Правильно?

— Угу, — кивнула Айвара.

— Почему вы так делаете? — Володин посмотрел прямо в глаза Файзуллиной. Его стальной взгляд мало кто мог выдержать. Эта свидетельница не была исключением. Она сузила глаза, а потом и вовсе отвела их в сторону. Все это она проделала молча. Возникла неловкая пауза. В тишине Володин услышал, как в мусорной ведре шуршат тараканы. — Так почему же?

— Понимаете, — наконец произнесла Файзуллина, — есть вещи, о которых трудно говорить…

— А вы все-таки скажите.

— Это личное…

— Ничего. Я ведь следователь, меня подробности личной жизни интересуют, только если это может иметь значение для следствия. А не из праздного любопытства. Я должен поймать преступника, — твердо произнес Володин. — И если для этого мне нужно узнать что-то о личной жизни, то я это узнаю.

— Ну я очень хорошо отношусь к Вадиму… — сказала Файзуллина.

— Но это не повод, чтобы каждый раз уходить из своей комнаты, — перебил ее Володин. — Так почему вы так делали?

— Вы не дослушали… Я не могла слышать, как они постоянно ругаются между собой. Просто не могла.

— А они часто конфликтовали? — Следователь сделал в своем блокноте несколько пометок.

— Да… Довольно часто. Причем Вадим всячески оскорблял Олю.

— А вы не знаете, на какой почве происходили эти конфликты?

— Не могу сказать… Он, кажется, постоянно высказывал ей какие-то свои претензии.

— Ревность? — предположил Володин.

— Да, может быть… Ольга тоже его ревновала к любой прохожей женщине. Кричала… Ругалась…

— Понятно… Ну а почему вы все-таки уходили из дома? Ведь вас это не касается?

— Да, конечно, не касается… — согласилась Айвара, — но понимаете, я такой человек. Восточная женщина… Я так воспитана… Не могу слышать, как кто-то конфликтует. Если ругаются, лучше уйти. Я не могла все это слушать и потому каждый раз уходила…

— И часто это происходило? Я имею в виду, такие скандалы, когда вам приходилось уходить?

— Не очень… Раньше их вообще не было. Но в последнее время такое случалось довольно часто…

— Вы сказали, что Вадим вам симпатичен?

— Как человек. Мне было его немного жаль…

— Почему? Из-за скандалов?

— Да.

— В тот день, когда была избита Каштанова, между нею и Лучининым тоже была ссора?

— Да. Даже более ожесточенная, чем прежде. И я сразу же ушла.

— Сколько времени вы отсутствовали?

— Часа четыре.

— Где вы были?

— Гуляла по Москве, потом пошла в кино. На «Гарри Поттера».

Володину показалось, что в комнатке необычно душно. Давно не ремонтированные батареи топили вовсю, трубы заметно протекали (под батареей даже стояла миска), и комнатка напоминала мини-парную.

— А когда вы пришли, все уже произошло?

Файзуллина кивнула:

— Олю увезли, Вадима не было…

— Ну что ж, — заключил Володин, закрывая блокнот, — большое спасибо, и простите за беспокойство.

— Ничего, — ответила Файзуллина, зевая в ладошку, — в следующий раз звоните.

— Надеюсь, что следующего раза не будет, — сказал Володин и попрощался.

Собственно, кое-что полезное для следствия он выяснил. Вадим и Ольга постоянно конфликтовали. Это имело огромное значение. Теперь дело Ольги Каштановой приобретало для Володина необычную важность.

И главное — Лучинина не надо выпускать из тюрьмы. А значит, самолюбие следователя по особо важным делам Володина спасено.

Гордеев приехал в прокуратуру, надеясь застать там Володина и добиться немедленного освобождения Вадима Лучинина. Однако помощник следователя сказал, что Володина нет на месте и, когда он приедет, неизвестно.

Гордеев не ушел, а решил подождать Володина у проходной, чтобы не упустить его. Он знал, как любят некоторые следователи тянуть с освобождением из-под стражи подозреваемых или обвиняемых, даже если дело закрывалось (что случалось крайне редко). Следователи считают, что выпустить из тюрьмы подследственного, невиновность которого доказана, — это все равно что признать собственный непрофессионализм. То есть, по их мнению, хорошая, профессиональная работа — это когда человек осужден. И чем дольше он пробудет за решеткой, тем лучше.

Примерно через сорок минут к проходной подъехала машина и из нее вышел Володин. Гордеев швырнул недочитанный журнал на соседнее сиденье и выскочил из машины.

— Евгений Николаевич, — окликнул он Володина уже у самой проходной, — я к вам по поводу Лучинина…

— Хорошо, я вас приму. — Володин взглянул на часы. — Примерно через полчаса. Мне надо завершить кое-какие следственные действия.

Через тридцать минут Гордеев решительно вошел в кабинет Володина:

— Добрый день!

— Здравствуйте. По какому вы делу, Юрий Петрович?

— По делу Вадима Лучинина. — Вопрос Володина показался адвокату подозрительным. «Будто ой не знает, по какому я делу пришел», — подумал Гордеев.

— Я вас слушаю, — индифферентно ответствовал Володин.

— Вы, очевидно, в курсе новых обстоятельств в этом деле? За отсутствием состава преступления надо прекратить следствие и немедленно освободить моего подзащитного из-под стражи… — Гордеев решил сразу взять быка за рога. — Вот документы, присланные из банка. Лучинин абсолютно невиновен.

Володин равнодушно взглянул на документы и небрежно бросил их на стол:

— Эти обстоятельства мне известны. Я уже прекратил дело по обвинению Лучинина по 272-й и 273-й статьям Уголовного кодекса. Вот постановление.

— Но почему он тогда до сих пор не на свободе?! — воскликнул Гордеев.

Ответ прогремел как гром среди ясного неба:

— Потому что Вадим Лучинин привлечен в качестве обвиняемого по делу о нанесении умышленных тяжелых телесных повреждений потерпевшей Каштановой Ольге Константиновне.