– Ты выглядишь ужасно.

Легкий румянец тронул ее щеки.

Да, во мне нет внешнего лоска, как в его очень красивой невесте, – ни блестящих прямых светлых волос, ни тонкого, изящного тела.

Разумеется, теперь Мэдди сравнивала себя с Кристой. Она ревновала, ревновала Янниса к женщине, которую сама же и обманывала. Мэдди стало стыдно, она почти возненавидела Янниса за то, что он довел ее до этого.

– Ты больна? – требовательно спросил Яннис.

– Нет, конечно же! – Мэдди изо всех сил старалась сохранить самообладание, хотя больше всего ей хотелось броситься к нему. Ее груди набухли, соски напряглись. Борясь со своей слабостью, она заставила себя взглянуть Яннису в глаза.

– Что вы здесь делаете? Как вас пропустили? Как вы вообще узнали, где я?

– Я владелец этой компании, – Яннис пожал плечами. – Я хотел встретиться с тобой, и встречу незамедлительно организовали.

– Так мне поэтому предложили здесь работать? – спросила Мэдди на пол-октавы выше.

– Если ты должна работать – а я бы предпочел, чтобы ты НЕ работала, – промурлыкал Яннис, – то почему бы тебе не работать на меня?

– Почему? Вас забавляет игра живыми людьми? Как будто я фигура на шахматной доске?

Его глаза сузились и блеснули.

– Я хочу, чтобы ты вернулась. Я очень сильно сожалею о той боли, что я тебе причинил. Это вовсе не игра.

– И вы бы чувствовали то же самое, если б я забеременела? – услышала Мэдди свой вопрос, который напугал ее саму.

Ответная тишина повергла ее в бездну отчаяния. Она до крови впилась ногтями себе в ладони. Она хотела – нет, она отчаянно нуждалась в положительном ответе.

– А ты беременна?

Единственный вопрос, заданный с красноречивой быстротой и точностью, был точно пуля, посланная ей в сердце.

– Нет, – услышала Мэдди свой спокойный голос.

Яннис скрипнул зубами. Такое развитие событий могло бы поколебать самое основание его мира.

Почему она спрашивает меня об этом, черт побери? Какой идиотский вопрос! Дети и подруги несовместимы.

Мэдди ненавидела его в этот момент. Ей хотелось защитить от него свой живот, пока еще совершенно плоский. Ей хотелось закричать, что она будет очень любить своего ребенка и он никогда не будет нуждаться в эгоистичном и бессердечном отце. Но вместо этого она сказала ровно:

– Я бы хотела вернуться к работе. Пожалуйста, не надо больше приходить ко мне. Я прошу вас оставить меня в покое.

Но прежде чем Мэдди закончила фразу, Яннис быстро подошел к ней, взял ее за руки и приник к ее сладкому рту в требовательном поцелуе, от которого у нее перехватило дыхание.

– Давай не будем разговаривать, – произнес он, – давай поедем ко мне.

Мэдди отстранилась от него.

– Нет. Я…

Яннис обхватил длинными пальцами ее запястье.

– Что ты хочешь, чтоб я сделал? Умолял? – процедил он сквозь зубы.

Невероятным усилием Мэдди вырвала руку.

– Вы помолвлены.

– Так вот в чем дело… Но ведь героев нынче не найдешь, – пробормотал Яннис, понижая голос.

Зеленые глаза Мэдди сверкнули, как чистый изумруд.

– Может, и нет… А может, в один прекрасный день я встречу кого-то, кого я смогу уважать, – и поверьте, это будете не вы!

Яннис не привык к тому, чтобы его оскорбляли.

– Я могу подождать. В конце концов, я всегда получаю то, что хочу.

– Но я никогда не буду с вами снова, – произнесла Мэдди торжественно, как клятву. – А теперь я вернусь к работе.

Несколько минут она смотрела в пространство, стараясь унять внутреннюю дрожь.

Яннис никогда не оставит меня в покое…

Если будет знать, где меня найти.

Мэдди лихорадочно соображала: в Лондоне у нее никого нет, и это очень дорогое место для жизни. Если она сейчас съедет, то сможет начать все сначала. У нее были сбережения на черный день – тысяча пятьсот фунтов, которые ей оставила бабушка.

На переезд хватит.

«И вы бы чувствовали то же самое, если бы я была беременна?»

Что хотела женщина от мужчины в каменном веке? – спросил себя Яннис. В каменном веке женщина предполагала, что ее мужчина обеспечит ей защиту, пишу и кров. Похоже, Мэдди хочет, чтобы ее партнер заботился о ней при любых обстоятельствах.

Так вот почему она закинула петлю насчет беременности…

Мэдди задала простой вопрос, чтобы определить уровень его заинтересованности в ней. «Что, если?..» И он, циничный, осторожный и хитрый, перехитрил самого себя. Она ждала честного ответа, но Яннис не мог вспомнить, отвечал ли он когда-нибудь на этот самый важный женский вопрос честно и откровенно. Он вообще избегал разговоров об отношениях – как и женщин, склонных заводить такие разговоры. Но Мэдди была другой. К сожалению, она не дала Яннису достаточно времени, чтобы он понял – только полная искренность могла бы помочь ему выиграть это дело.

– Мистер Петракос? – окликнул его один из компаньонов, поскольку пауза затягивалась и все начали нервничать.

– Не мешайте. Я думаю. Что за игру она затеяла?

Где она взяла силы заявить ему, что он не честный, не благородный и не заслуживает уважения? Ей следовало бы иметь достаточно здравого смысла, чтобы уважать человека с таким количеством денег и связей. Если он никогда и не испытывал желания завести наследников, это еще ничего не значит. В конце концов, однажды он мог бы завести ребенка с Кристой.

Неожиданно Яннису явился образ капризной и надменной маленькой девочки со скучающим и недовольным выражением лица. И сразу за ним – столь же неприятный образ безразличного сына с таким же отсутствующим взглядом, какой появлялся у Кристы, когда разговор касался не интересующих ее предметов.

Если ее гены победят, что случится с родом Петракосов в следующем поколении?

Яннис был не в силах сдержать дрожь. Он решил, что не женится на Кристе. Теперь он уже не мог понять, зачем вообще собирался это сделать.

Сорок восемь часов спустя Яннис вылетел в Париж, чтобы отменить помолвку. Криста жила там в его загородном доме. Он решил не предупреждать о своем прибытии, и, когда вошел в зал, его невеста вскрикнула от удивления.

– Яннис… – величественным жестом Криста отпустила девушку из обслуги, стоявшую с выступившими на глазах слезами, и повернулась, чтобы как ни в чем не бывало поприветствовать жениха.

– Проблемы? – поинтересовался Яннис.

– Ты так редко посещаешь свой дом, что прислуга совсем распустилась, – невеста улыбнулась ему торжествующей улыбкой, открывшей великолепные зубы.