– Э… - выдавливает он.

– Неплохо вы его… - заключает бес. Я уже давно отпустил его глотку, и теперь он щупает пульс Проводника. - Я тут думал, что его убить невозможно. Бесплотный дух все-таки. А вот убили…

– Убил?! - Слимаус теперь даже не белеет, а кажется, становится прозрачным.

– Не найти теперь дороги, - печально подытоживает Эквитей. - Можем хоть неделю по болоту елозить, а до Пустой горы не доберемся.

– Верно подмечено, - говорит бес.

Его зовут Кульпунтий, младший унтер-бес второго ранга. Я спрашиваю его про других наблюдателей из Валибура, которые проживают в этом мире.

– Давно никого не видел, - печально вздыхает соглядатай. - А когда взбесилось Теплое, так даже с Управлением на связь не выходил. Думал уже, что сгину в этом вонючем пруду с помоями.

– С кем тебя сюда отправили? - задаю вопрос, ибо знаю, что беса на задание никто никогда не отпустит в одиночку. Тут должна быть хоть пара оборотней-оперативников.

– У нас задача была непростой, - начинает он. - Мы транслировались сюда, чтобы провести грандиозное исследование. Развернули научный лагерь, подобрали материалы для опытов. А потом случилось…

Голова Кульпунтия разлетается в мельчайшие клочья. Осколки черепа вонзаются мне в щеку, я вскрикиваю.

Плот резко покачивается, плещет жижа. Повар, бросивший в беса какой-то магический разряд, на всех парах улепетывает в сторону берега. Только брызги летят под сильными гребками.

Сожалеть о смерти, возможно, единственного родного мне существа я не успеваю. Равно как и подумать о чем-либо или выстрелить Грумплю в спину.

Из болота поднимаются мертвые рыцари Гуги Одноглазого. И, кажется мне, приближаются они не с добрыми намерениями в нашу сторону.

(объяснительная)

"Скажи мне кто твой Брут - и я скажу кто ты"

Надпись на могиле Юлия Цезаря

– Тебе не жить, - послышался медовый голос королевы, - если прозвучит малейший шорох!

Принцесса медленно приходила в себя. Сознание вертелось в бешеном калейдоскопе всех оттенков серого и черного. Вокруг мелькали маслянистые пятна ужаса, кровавые кляксы стремительно неслись на девушку, темно-желтыми искрами разбивались о переносицу. Темнота, царившая вокруг, казалось, пожирает мозг принцессы. Тьма протягивала липкие щупальца, пыталась ухватиться за лицо, вырвать и поглотить глаза. Под ресницами пробегали тонкие паутинки бледно-голубого сияния.

Затем из сумрачного тумана выбралась громадная фигура. Кто-то шел, разгоняя мощными пальцами туман, вместе с воздухом раздирая окружающую действительность. Темень клубилась над очертаниями идущего, взбухала вокруг бесформенным ореолом животного страха.

Живот свело судорогой. Принцесса догадывалась - приближается Он. Ее самый страшный кошмар, ее грех и погибель.

"Что это? - Мэлами еще не до конца поняла - это обычный сон".

"Я - твоя совесть".

Беззвучные слова прорезали тьму, будто всполох молнии. Короткая вспышка света озарила лицо пришельца.

Из тьмы выбирался Айфос-Фук. Две глубокие раны на гортани и шее исторгали густые потоки крови. Неестественно алая жидкость струилась по заплетенной в косички бороде, тонкими струйками стекала по доспеху. Под ногами покойного рункура набралась изрядная лужа. Она двигалась вместе с ним, и каждый шаг варвара приближал это кровавое пятно к принцессе. Мертвец протянул к девушке руку. Ладонью вверх - просительный жест.

"Выбитый зуб не стоит жизни, - сказал он, но губы не шевельнулись".

Толстые пальцы, с которых капала кровь, почти прикоснулись к носу принцессы.

"Видишь - мои руки чисты. Я не сделал тебе ничего плохого. ОТДАЙ МОЮ ЖИЗНЬ!"

Рот Айфос-Фука раскрылся неестественно широко. Нижняя челюсть упала на грудь, а верхняя, вместе со всей головой, откинулась куда-то за спину. Обнажились кровавые раны, между рваными мускулами и мясом забелели осколки костей.

На месте языка во рту рункура зашевелился зеленый клубок. Оттуда выглянула маленькая головка гадюки.

"Отдай мою жизнь! - пасть змеи исторгла оглушительное шипение и вонзилась принцессе промеж глаз".

Тонкий предсмертный писк, казалось, разорвал барабанные перепонки. Переходя почти в ультразвук, нечеловеческий крик разорвал на мелкие клочья темноту. И глухо затих, забулькал, запутавшись в голосовых связках.

Мэлами проснулась от собственного вопля. Но кричала она без звука - рот распирала вонючая тряпка. Язык распух и при каждом движении чувствовалось будто бы он обожжен до волдырей. Горло болело, челюсти и щеки трещали от напряжения. Лицевые мускулы свело судорогой, давило на язычок и небо.

Принцесса попыталась кашлянуть и пошевелить губами. Не удалось. Голова оказалась замотана от макушки и до подбородка, словно чепчик старухи-селянки. Внезапно Мэлами вспомнился разъяренный шепот леди Хатли:

"Я свяжу тебя так, жалкое отродье, чтобы каждое движение доставляло тебе такие же мучения, которые ты принесла моему сыночку!"

Великие Каменные Боги, родная мать издевается над собственным ребенком. Даже в самом страшном сне девушке не могло присниться такое. Даже в старинных легендах, славившихся невероятной жестокостью, ей не встречались упоминания о подобном ужасе.

Мэлами открыла глаза и содрогнулась. Вокруг царила такая же тьма, как и с закрытыми веками. Лишь спустя минуту удалось сдержать нервную дрожь. Затекшее лицо понемногу отходило. Девушка почувствовала, что глаза лоб и переносица обмотаны сплошной повязкой. Нельзя увидеть даже маленького лучика.

То, что сейчас день, принцесса не сомневалась. Ноздри, единственное, что не оказалось связанным, улавливали колебания нагретого воздуха. Вонючего до невозможности.

"Мы все еще находимся где-то в болотах, - догадалась Мэлами".

Королева некоторое время поносила фрейлину. Ворчала о том, что старая женщина - распоследнее чудовище, что она не выполнила свой долг.

– Как могла ты, лягушачья отрыжка, заменить мою дочь на выродка Бабы?

Прудди молчала, склонив голову. Она выслушивала красочные ругательства, так и сыпавшиеся из уст королевы. Дрожала от ярости, сжимала тонкие пальцы, аж кулаки хрустели. И все же упорно хранила молчания. Старуха могла, конечно, ответить, что является подчиненной только матери Хатли, а не самой Хатланиэллы. Но сдерживала ярость. Придет время, и Баба сама займется строптивой дочерью. А то королева в последнее время совершенно от рук отбилась.

– Вот приедем в Симимини, - голос леди Хатли изрядно охрип, - и брошу тебя в бочку с серой. Уж тогда ты у меня зальешься горькими, глупая нянька!

– Как вам будет угодно, госпожа, - тихо ответила Прудди. - Когда прибудем в дом вашей матери, вы вольны делать со мной все, что только пожелаете.