с заготовками и, если никто больше не подойдет, закройте дверь и сдайте ключ. Ключ – вон он.

Он указал на гвоздик около двери, на котором и в самом деле болтался затейливый ключ, и взялся за ручку.

– Но мне всего пару штук осталось доделать, – опять остановила я его. – А рабочий день еще не закончен, я могу сделать что-то еще.

– Что-то еще, что-то еще, – проворчал Филипп Георгиевич. – Книжки вон почитайте, если так не хотите раньше времени уходить. У нас большая тематическая библиотека. Вам будет полезно, если вы действительно собираетесь стать целителем.

– Действительно собираюсь, – подтвердила я. – Значит, вы даете разрешение брать любые книги из лабораторной библиотеки?

– Брать – даю, выносить – нет, – коротко ответил Филипп Георгиевич и, не дожидаясь могущих возникнуть дополнительных вопросов, добавил: – Всего хорошего, Елизавета Дмитриевна.

Я даже не успела спросить, вернется ли он сегодня, как он вышел и захлопнул за собой дверь с громким стуком. Ох, не нравится ему мое назначение. Настолько не нравится, что он даже не дает себе труда это скрывать. Интересно почему? Самое вероятное – давние принципиальные профессиональные разногласия с моим дедушкой, но варианты неприязни к оборотням в целом и к Рысьиным в частности тоже отбрасывать не стоит. Или даже он был некогда влюблен в мою бабушку, а та не ответила взаимностью. Или ответила, но замуж не вышла. Короче говоря, гадать можно долго, но безрезультатно.

Я довертела проволоку на заготовки, закрыла коробочку, в которую их складывала, и поставила на стол заведующего. После чего с чистой совестью пошла смотреть книги. Вдруг там найдется хоть что-нибудь такое, что смогу понять даже я?

Первый шкаф, к которому я подошла, оказался заперт, и не только на ключ, но и на плетения, вскрыть которые я теоретически могла, но посчитала не слишком правильным это делать в первый же рабочий день. Поэтому я только и смогла, что прочитать названия и фамилии авторов на корешках, большая часть которых была потрепана в такой степени, что разобрать написанное удавалось лишь с большим трудом. И все же я усмотрела целых четыре книги авторства Седых: одну такую тоненькую, что фамилия и название влезли на корешок с трудом, и три вполне себе солидных академических талмуда, один из которых именовался «Введение в целительскую артефакторику». Во втором шкафу, который тоже оказался заперт, содержались преимущественно папки, судя по высунувшемуся кончику листа, с отчетами. И лишь дверка третьего послушно распахнулась, явив нутро шкафа, забитое всяческими книгами от совсем тоненьких брошюрок до толстенных талмудов. Правда, выяснилось, что все они были справочниками, то есть совершенно бесполезной вещью при моем уровне образования. В самом деле, к чему мне знать про изменяющийся процентаж при готовке больших объемов зелья, о котором я слышала впервые? Или расчет углов в артефакте, даже название которого звучало для меня китайской грамотой. Впрочем, Ксиу поняла бы ровным счетом столько же.

Я все еще грустно перебирала содержимое шкафа, надеясь найти что-то полезное, когда пришел Соколов.

– Добрый день, Елизавета Дмитриевна! – радостно возопил он. – А я-то думал, почему ключ не сдан. Старик-то в это время никогда тут не бывает.

– Старик? Павел Владимирович, вы о ком?

– Тимофеев, – пояснил Соколов.

– Не такой уж он и старый.

– Старый, старый, – убежденно сказал аспирант, – просто выглядит хорошо для своих лет. А еще ужасно педантичный и занудный.

– Зато наверняка хороший специалист, – осторожно заметила я. – Иначе не стал бы заведующим такой непростой лаборатории.

– Специалист он прекрасный, Елизавета Дмитриевна, в этом вы совершенно правы. А вот со вторым вашим утверждением можно и поспорить, поскольку, по слухам, заведующим лабораторией он стал исключительно по причине происхождения.

– Происхождения?

– Вы не в курсе, что он в родственных отношениях с Соболевыми? В их клане и состоит, – продолжал меня просвещать Соколов. – Старик – ретроград еще тот, поддерживает устаревшую клановую систему всеми силами, представляете?

– Может, он не считает ее устаревшей?

– Естественно, его же не касается нищета, – горько сказал Соколов.

– Подозреваю, вас тоже, – не без ехидства заметила я, поскольку аспирант хоть и не выглядел особо преуспевающим, но и голодающим тоже.

– Но это не значит, что я не могу переживать за других, – гордо ответил он. – Елизавета Дмитриевна, вы не представляете, в каких условиях живет простой народ, в то время как кланы жируют. Если бы вы хоть раз увидели, не могли бы говорить без слез на эту тему.

– Павел Владимирович, не могли бы вы посоветовать мне литературу для чтения? – решила я уйти от опасного разговора.

– Разумеется, Елизавета Дмитриевна, – оживился он. – Только имейте в виду, что посторонним показывать нельзя, иначе и у вас, и у меня будут неприятности.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака тоненькую брошюрку, на которой без указания авторства просто было написано: «Пауки и мухи». И выглядела она не совсем так, как положено выглядеть научным или учебным трудам, поэтому сразу закралось подозрение, что с этой книгой что-то нечисто. В руки я ее брать не стала и вообще сделала вид, что ничего не понимаю:

– Почему нельзя показывать? Филипп Георгиевич мне разрешил пользоваться библиотекой лаборатории, но согласовывать с ним, если я захочу что-то изучить дома. Только мне нужны книги по артефактам, а не по энтомологии.

– Энтомологии?

– К чему мне подробности жизни пауков, Павел Владимирович? Я это прекрасно наблюдала в клане, – не удержалась я от шпильки по отношению к Рысьиным. – Я столь гадкими существами не интересуюсь вовсе. Мне нужны такие книги, которые помогли бы в работе здесь, понимаете?

– Эка вы точно про кланы отметили, Елизавета Дмитриевна, – чуть смущенно ответил Соколов, убирая книгу туда, откуда ее достал. – А что мы с вами так официально? Я вам еще вчера предлагал обращаться ко мне просто Павел. Время обеденное, может, нам с вами сходить в столовую? Здесь прекрасная студенческая столовая, – разливался соловьем Соколов. – Кормят хорошо и недорого. Можем обсудить все за едой.

В столовую с ним идти не хотелось, но и оставаться вдвоем в лаборатории тоже, поскольку упорно казалось, что Соколов пытается вовлечь меня во что-то противоправное. Похоже, «Пауки и мухи» – самый настоящий антиправительственный памфлет. То-то Соколов так оживился, когда я про клан заговорила. Наверняка решил, что я все поняла и его поддерживаю.

– Спасибо за приглашение, Павел Владимирович, но я совершенно не голодна. Быть может, вы все же посоветуете нужную литературу и я возьму книги в библиотеке университета? Я же имею право ею пользоваться как сотрудник?

– Разумеется, Елизавета Дмитриевна, имеете, – довольно кисло ответил Соколов. – Я бы рекомендовал вам взять «Основы целительства». Но ограничиться исключительно теорией. Практика