– Брось трубку назад, – вдруг приказала она.

– Ты того? Вдруг на ней отпечатки пальцев?

– Нет там отпечатков, ее подбросили для нас, а чтобы она не испортилась от потеков, предусмотрительно завернули в целлофан. Умные ребята.

У Тимофея вытянулось лицо:

– Хочешь сказать, мы тут рылись, а за нами наблюдали?

– Похоже. Но я не ясновидящая, могу и ошибаться. Давайте оставим трубку, вдруг те, кто ее бросил в бак, придут проверить, здесь ли она. Зураб, останься, через час тебя сменят. Если кто-нибудь будет у бака звонить, задерживай без объяснений и разговоров.

Руки вымыли, попросившись в квартиру на первом этаже, слава богу, пустили, правда, пришлось Кристине, у которой руки остались чистыми, показать удостоверение. В машине Тимофей высказал свою версию:

– Слушай, тебе не кажется, что Ева там же, где и дочь папы Жало?

– Ее мобильник именно об этом говорит, а там… как знать.

За дверью низкий женский голос спросил:

– Кто?

– Мне нужна Альбина, подруга Евы, – сказал Роман. – Не бойтесь, я ничего плохого не сделаю. Меня зовут Роман, я сын ее мужа Даниила Олеговича, думаю, Ева рассказывала вам обо мне.

Щелкнули замки, дверь приоткрылась, на него с откровенным интересом уставилась потрясающе красивая молодая женщина. Конечно, глаза, губы, нос, брови – это важно, но ее одежда испортила впечатление. Роман плохо знал профессию художников, поэтому был шокирован обтягивающим комбинезоном в жутких пятнах, потеках и разводах всех цветов радуги, короче, перед ним предстала типичная неряха. Видимо, на его лице отразились мысли, что заставило Альбину усмехнуться и оправдаться:

– Извините за вид, я работаю дома, чтобы не тратить деньги на мастерскую. Что вам нужно?

– Вот мой паспорт, – протянул Роман раскрытую книжечку. – Мне надо поговорить с вами. Я не маньяк и не грабитель.

– Ну, ладно, заходите, – шире распахнула она дверь и отступила.

С непривычки Роману сложно было воспринять жилое помещение с исключительно рабочей атмосферой. Половина комнаты выглядела как обычное жилье с минимумом мебели, а вторая половина захламлена баночками, кисточками, утюгами, фенами (обычными, для волос), тканями и рамами. Вдобавок на полках лежали молотки, пассатижи, гвозди, зубные щетки, выкрашенные в разные цвета… Одним словом, редкостный бардак.

– Присаживайтесь, – разрешила Альбина. – Может, чаю или кофе?

Взглянув на ее руки и представив, что этими грязными пальцами она будет заваривать чай, он отказался:

– Не стоит.

– Ну как хотите. У меня в субботу выставка, я, с вашего позволения, продолжу работать.

Альбина подошла к столу, на котором лежала рама с натянутой тканью, включила лампу и начала размазывать (иначе не скажешь) краски.

– Вы хорошо знаете Еву? – спросил Роман.

Взглянув на него исподлобья, Альбина, знающая по рассказам подруги обо всех перипетиях, связанных с бывшей семейкой мужа Евы, едва удержала улыбку. Ясно же, зачем приперся сынок и с порога задал такой дубовый вопрос.

– Прекрасно, – ответила она и тоже кинула провокационный вопрос, но тон избрала насмешливый: – А что такое?

– Она пропала.

– Как это? – Будто искусно нарисованные, брови Альбины взлетели вверх, тем не менее, судя по улыбке, она не поверила сказанному.

– Ну как пропадают люди? – хмыкнул Роман. – Так и пропала. Позавчера Ева была у вас?

– Да, – растерялась Альбина, постепенно осмысливая слово «пропала». – Мы часа три болтали, потом она позвонила мужу… то есть вашему отцу, сказала, что едет. И убежала.

– К моему отцу она не вернулась. Вы знаете, где она может быть?

– Странный вопрос, скажу я вам…

Альбина разволновалась, не понимая, куда могла деться Ева. Однако волнение показать этому прохвосту, прессующему подругу, которая постоять за себя не умеет, – много чести. Бросив работу, она оседлала стул напротив него, сложив руки на спинке:

– Что значит – где она может быть? Вы подозреваете ее в нечестных поступках?

А Роман был чертовски спокоен и смотрел на нее как на соучастницу неизвестно чего, что стало раздражать Альбину.

– Я этого не говорил, – сказал он. – А спросил: где еще она может быть? Если вы что-то знаете, то прошу вас, скажите…

– Вы, кажется, намекаете, что Ева убежала с бойфрендом, не поставив в известность вашего отца и вас?

От бредовой идеи, высказанной вслух, Альбина расхохоталась. Он же отметил про себя, что она умна, понимает с полуслова, вместе с тем ее интонация была окрашена ехидным намеком, мол, папа и вы – два болвана, а смех издевательским. Самолюбие у Романа выше его роста, смешки над собой он не выносил, отсюда начал потихоньку заводиться, сдерживало его одно обстоятельство – чужая территория.

Поскольку нежданный гость молчал, что, в сущности, подтверждало высказанную догадку, к тому же и желваки на его скулах ходили как механизмы, и глаза побелели, Альбина приступила отчитывать его скороговоркой, не постеснявшись произвести плохое впечатление:

– Как вам не стыдно? Чего вы лезете в чужую постель? Ваш отец встретил свое счастье, Ева тоже, а вам бы все разрушить. Какого черта неймется? Зачем ко мне пришли? Чтобы выставить Еву дрянью? Вы считаете, она выскочила за вашего отца по расчету, а сейчас сбежала с любовником, так? (Но разве он мог слово вставить?) Тогда, если следовать вашей логике, скажите, в чем этот самый расчет? Расчетливый человек не убежит от денег, а Ева почему-то убежала.

– Да остановитесь, черт возьми, – не напирая, беззлобно, даже слегка прося, произнес он.

Но какова Альбина! Дерзкие глаза горели, как угли в мангале, щеки пылали, руки взлетали, прикованное к стулу тело двигалось, будто в ритуальном танце. Невольно Роман мысленно раздел ее и подумал: «Если она и в постели выдает такой же темперамент, тогда ой».

– С какой стати я должна останавливаться? – тем временем несло Альбину. – Вы пришли уличить Еву, а я хочу уличить вас, это мое полное право в моем доме. Вы затравили девчонку, обложили со всех сторон…

– Кто – мы?

– Вы и это ваше общественное мнение. Подумаешь, младше мужа на тридцать лет! Да будет вам известно, Гёте влюбился в восемнадцатилетнюю девчонку, когда ему исполнилось семьдесят пять…

– И не умер?

– Кто? – За доли секунды Альбина, готовясь к дальнейшей обвинительной речи, успела позабыть о великом поэте и его возлюбленной, поэтому не поняла, про кого спросил гость.

– Гёте.

– Конечно, умер, – в ажиотаже воскликнула Альбина и вдруг въехала в смысл, ведь до этого диалог она вела в одностороннем порядке, главное было защитить подругу. – То есть… он потом умер… То есть… Не морочьте мне голову! Где Ева?