Как только толпа начала выкрикивать первые вопросы и Скребок шагнул к микрофону, Грег облегченно вздохнул и удалился.

«Ты все понял? – издевательски вопрошал Гимли, пока Грег шел к лифтам. – Ты от меня не избавился. От моей одержимости тебе не сбежать! Я здесь. И я не уйду. Я не прощаю. Никогда и ничего».

Онемевшими пальцами Сара повесила трубку.

Она убежала из номера в слезах, доверившись своей миниатюрности и дару незаметности, которые неоднократно приходили ей на помощь в различные моменты ее карьеры. С их помощью она рассчитывала затеряться в толпе. Поначалу это работало. Однако когда в фойе ее начали вызывать по громкой связи, свора репортеров снова принялась ее загонять, надеясь погрызть кости, с которых вежливое отрицание Хартманна еще не срезало последние кусочки мяса.

«Хартманн сказал правду? Почему в заявлении Барнета названо именно ваше имя? Как вы связаны с кампанией Барнета?» Вопросы делились примерно поровну между попытками заставить ее признаться, что она переспала с Хартманном, и заявить о наличии сговора с фундаменталистами, направленного на подрыв репутации сенатора.

Ее так и подмывало воспользоваться представившимся моментом и объявить: «Да, я спала с Грегом Хартманном и убедилась в том, что он чудовище, скрытый туз, превращающий людей в марионеток». Ей мешала трусость. Или, может быть, то был здравый смысл? Ее разоблачения, которые будут восприняты как голословные утверждения, и без того достаточно экстравагантны, так что нечего превращать их в материал для желтой прессы.

Она отвернулась и сказала:

– Без комментариев.

После этого на нее обрушился помойный поток:

– Что за дерьмо? Публика имеет право знать! Господи, ты же журналистка!

В конце концов официантка в леггинсах и коротенькой черной юбочке взяла ее за локоть и увела сюда, в комнатку менеджера вестибюля отеля «Мариотт».

Трубка легла на место с окончательностью затвора, защелкивающегося за патроном. Кто-то всерьез отнесся к тому, что ей надо сказать.

Звонил Оуэн Рэйфорд из нью-йоркского бюро газеты. Кристалис мертва. Убита. Задействованы способности туза.

«Это сделала марионетка?» Сара в этом сомневалась. Ниточки Хартманна быстро истончались и рвались с увеличением расстояния: она знала это по собственному опыту. Существовали преступные тузы – Дубина, Карнифекс, возможно, Спящий (если он достаточно глубоко ушел в амфетаминовый психоз), – способные на подобное. В том-то и заключалась вся ирония в отношении Хартманна: в его положении он мог творить настоящее зло, практически не прибегая к своей способности туза. Деньги, влияние и власть после пятнадцатого сентября 1946 года не перестали быть заметной силой в жизни человечества.

В ней гнездился страх: он извивался змеей, пылал, словно звезда. С ним пришло ужасающее понимание того, что единственная надежда получить безопасность требует рискнуть всем.

Менеджер и выручившая ее официантка стояли рядом и наблюдали за ней с вежливым любопытством. Она изобразила улыбку и встала.

– Здесь есть черный ход? – спросила она.

18.00

Она смогла нормально включить чертов акустический разветвитель только после таблетки валиума. В ее ноутбуке был встроенный модем, но в отелях не признавали модульные гнезда, предпочитая надежно прикреплять телефоны к стене проводами. Ей пришлось возиться со старомодным внешним модемом, который упрямо требовал, чтобы трубка была положена на аппарат определенным образом.

В конце концов ей все-таки удалось все наладить. А потом она сидела в полутьме, нарушаемой только вечерним светом, пробивающимся сквозь плотные занавески номера, курила и щурилась на экран, пока значок передачи кружился и ее история уходила по проводам, соединявшим ее ноут с компьютерами редакции.

Все излилось из нее одним сладостным потоком: смерть Анди, ее подозрения, мрачное тайное присутствие в Джокертауне, дразнящие улики его существования – и определение его личности во время бунта, сопровождавшего другой съезд демократической партии двенадцать лет назад. А потом ее личное расследование, закончившееся тем, что она сама запуталась в той паутине, которую пыталась отыскать. И, наконец, убийство.

Она написала о том, что два человека постоянно держали руку на пульсе Джокертауна. На самом деле их было трое: третьим был Тахион, в прямом и переносном смысле. Но он ослеплен личной приязнью к Хартманну и теми политическими плюшками, которые бросил ему сенатор: теми грантами, которые позволяют ему вести жизнь, достойную принца (каковым он и является). Сара не пожелала упоминать его имя.

Остальными двумя были она сама и Кристалис. «Хрустальный дворец» был всего лишь ширмой для истинного занятия Кристалис, которое заключалось в перепродаже сведений обо всем, что происходило в Джокертауне. Непосредственные наблюдатели за событиями не сомневались в том, что рано или поздно она размотает все цепочку и обнаружит, что на ее конце находится кобра.

Кобра носила имя Хартманн. И Кристалис дернула за цепочку как раз в тот момент, когда он раздулся от яда и был готов к броску.

«Почему я не была с ней откровенна?» – спросила она себя, пока в сумерках мерцали жидкокристаллические цифры. Для этого было сколько угодно возможностей, и когда между ними возникла настороженная дружба на борту «Крапленой колоды», и в течение следующего года. Однако Кристалис оставалась в каком-то смысле ее соперницей. А Сара не относилась к числу тех женщин, которым легко дается откровенность.

«ЗАГРУЗКА ЗАВЕРШЕНА» объявил ей экран и запищал в знак подтверждения. Она быстро отключила связь и принялась отсоединять модем. На нее снизошло спокойствие, странное и немного пугающее. Спокойствие пострадавшего в катастрофе.

«Я стала мишенью, – подумала она бесстрастно. – Если Кристалис узнала его тайну, он должен предположить, что я тоже знаю». Она сожалела о том, что утром так наседала на сотрудников Хартманна. Он об этом обязательно услышит – и вывод будет неизбежным.

«Ты такая дурочка! – укорила она себя. – Простушка, как и сказал Рикки».

Однако она все-таки не полная идиотка. Сейчас она оказалась в аквариуме с акулами. За свою долгую и успешную карьеру в журналистике она научилась очень многому. Однако всего этого окажется мало, чтобы добраться до суши целой. Наверное, это самое важное, что она сейчас знает.

Она отключила питание ноута и закрыла крышку. Миниатюрный компьютер отправился в сумку, которую можно было повесить на плечо. Она встала.

«Это будет Тахион». Она была в этом уверена. У него должны быть собственные подозрения относительно того, что происходило в Джокертауне все эти годы, как и относительно событий в Сирии и Берлине. Пусть прочитает ее мысли, если не поверит ее словам.

«И потом он считает меня… привлекательной». Даже если он откажется ей верить, у нее будет способ остаться с ним рядом. Она и раньше готова была ему отдаться, когда была уверена, что инцидент с Клецкой приведет ее к Хартманну. Он не лишен привлекательности. Это может оказаться не так уж и плохо.