— Эй, здесь нельзя играть в футбол! — раздался голос из маленького зеленого киоска с изогнутой медной крышей и ставнями. Там продавали чай и выпечку.

— Прошу прощения, — сказал майор и помахал руками, пытаясь включить в поле действия своего жеста и серолицую пухлую леди за стойкой, и мальчика, который смотрел на куст гортензий так, как будто это была непроницаемая черная дыра. Майор подошел к кустам и принялся искать взглядом красный отблеск мяча.

— Что это за парк, если шестилетка не может поиграть здесь в мяч? — спросил кто-то резко.

Майор поднял взгляд и увидел молодую женщину, очевидно индийского происхождения, но одетую в универсальный костюм всех молодых и разочарованных: на ней была мятая парка цвета нефти, полосатые лосины и тяжелые сапоги. Короткие вихры нимбом стояли вокруг головы, как будто она только что вылезла из постели, а хорошенькое личико было искажено яростью.

— Цветов не останется, если дети будут тут носиться со своими мячами, — заявила продавщица. — Не знаю, как принято там, откуда вы приехали, но мы здесь стараемся соблюдать порядок.

— Что вы сказали? — переспросила девушка, и майор услышал в ее голосе металлический северный акцент, который у него ассоциировался с Марджори. — Что вы сказали?

— Ничего я не сказала, — ответила продавщица. — Не надо на меня бросаться, не я устанавливаю правила.

Майор вытащил из кустов грязный мяч и передал его мальчику.

— Спасибо, — ответил тот. — Меня зовут Джордж. Я не очень люблю футбол.

— Я тоже, — сказал майор. — Единственный вид спорта, за которым я слежу, — это крикет.

— Блошки тоже спорт, — сказал Джордж с серьезным видом. — Но мама сказала, что я растеряю в парке все фишки.

— Кстати, ни разу не видел в парке знак «Игра в блошки запрещена», — заметил майор. — Может, стоит попробовать.

Он выпрямился, и девушка подбежала к ним.

— Джордж, Джордж! Я же сто раз тебе говорила: нельзя беседовать с незнакомыми людьми, — сказала она голосом, который выдавал в ней мать, а не старшую сестру, как сначала решил майор.

— Я прошу прощения, — сказал он. — Это моя вина. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз играл в футбол.

— Нечего этой старой корове соваться в чужие дела, — заявила девушка. — Думает, что на ней полицейская форма, а не передник.

Это было сказано с таким расчетом, чтобы продавщица все слышала.

— Очень неудачно вышло, — сказал майор как можно более уклончиво. И подумал, что лучше им с миссис Али поискать другое кафе. Продавщица смотрела на них в упор.

— Часто приходится сталкиваться с невежеством, — тихо сказала миссис Али, строго глядя на девушку. — Мы должны стараться не замечать его, тогда оно и вправду не будет иметь значения.

Майор приготовился услышать оскорбительный ответ, но, к его удивлению, девушка слегка улыбнулась.

— Моя мама всегда так говорит, — сказала она тихо.

— Никто не слушает матерей, — сказала миссис Али с улыбкой. — Пока собственные дети не появятся.

— Пора идти, Джордж. Мы опоздаем к чаю, — сказала девушка сыну. — Попрощайся с этими милыми людьми.

— Меня зовут Джордж, до свиданья, — сообщил мальчик миссис Али.

— Меня зовут миссис Али, приятно познакомиться, — ответила она.

Девушка вздрогнула и более пристально посмотрела на миссис Али. С мгновение она колебалась, как будто хотела что-то сказать, но затем словно решила не вступать в беседу. Она схватила Джорджа за руку и быстро зашагала к выходу из парка.

— Какая порывистая юная дама, — заметил майор. Миссис Али вздохнула.

— Такое желание отстаивать собственную позицию, конечно, похвально, но, боюсь, приносит множество неудобств в повседневной жизни.

Продавщица по-прежнему бормотала что-то про людей, которые считают, что нынче тут все принадлежит им. Майор выпрямился и заговорил самым внушительным своим голосом — таким голосом он наводил порядок в комнате, полной мальчишек.

— Это настоящие кружки или мои глаза подводят меня? — спросил он, указывая тростью на ряд тяжелых глиняных чашек и большой коричневый чайник.

— У меня нет пластиковых стаканчиков, — ответила продавщица, чуть смягчившись. — Чай в них на вкус словно политура.

— Как вы правы, — сказал майор. — Два чая, пожалуйста.

— Лимонный кекс совсем свежий, — сообщила продавщица, разливая по кружкам чай, и, прежде чем майор успел кивнуть, она уже отрезала два куска.

Они пили чай, сидя за металлическим столиком под сенью огромной гортензии, цветы которой уже порыжели. Они молчали, и миссис Али спокойно ела кекс, а не клевала по крошке, как это принято у женщин. Майор смотрел на море и испытывал удовлетворение, о котором уже успел позабыть. Джин с тоником в гольф-клубе с Алексом и остальными не давал того ощущения покоя, какое овладело им сейчас. Его поразила мысль, что зачастую даже в окружении друзей он чувствовал себя одиноким. Он вздохнул, и миссис Али, приняв это за намек, взглянула на него.

— Простите, я не спросила, как у вас дела, — сказала она. — Наверное, нелегко было говорить с поверенным?

— Это надо было сделать, — сказал он. — Но все вечно так запутанно. Люди не всегда оставляют четкие указания, и душеприказчикам приходится во всем разбираться.

— Ах, душеприказчикам.

Сухое звучание этого слова пробудило в мозгу майора образ: серые люди суетятся в разоренных комнатах в поисках спичек.

— К счастью, я являюсь душеприказчиком своего брата, — сказал он. — Но он не оставил указаний по паре вопросов. Боюсь, что понадобятся переговоры, чтобы все устроить.

— Как хорошо, что у него такой честный душеприказчик, — сказала она.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответил он, стараясь не ерзать на месте от внезапно нахлынувшего приступа вины. — Я постараюсь быть максимально объективным.

— Но вам нужно действовать быстро, — продолжала она. — Прежде чем вы сделаете опись вещей, серебро исчезнет, скатерти переместятся на другие столы, а маленький медный единорог с его стола, дешевка для всех, кроме вас, окажется в чьем-нибудь кармане, и никто не поймет о чем речь, когда вы начнете расспрашивать, где что.

— Вряд ли моя золовка унизится… — его вдруг охватила паника. — Я имею в виду ценные предметы. Вряд ли она будет что-нибудь продавать.

— И все понимают, что произошло, но никто об этом больше не говорит, и в семье возникают новые тайны, невидимые, но раздражающие, словно песок в туфлях.

— Должен быть какой-то закон на этот счет, — сказал майор.

Миссис Али, на несколько мгновений погрузившаяся в свои мысли, снова взглянула на него.

— Разумеется, закон есть, — сказала она. — Но мы же уже говорили с вами о том, как порой давит на тебя семья. Это самое старое из правил, и оно незыблемо.