народы ее населяющие, но, естественно, в разной мере. Какой-то из этих этносов должен был стать ведущим в этом новом общем деле, означающем переход жизни не только элиты, но всего населения на новый качественный уровень. Какой? Это должно было показать время.

Что касается власти, то ее задача заключалась в создании режима наибольшего благоприятствования для решения текущих практических задач, вложении финансового капитала и административного ресурса в развитие, то есть для передачи их средним слоям общества.

В полиэтничном государстве капитал и рычаги управления монгольская знать могла отдать в единственно надежные с ее точки зрения руки — тюркам, процесс слияния с которыми шел по нарастающей траектории. Другим условием был уже осуществленный переход части кочевого населения от полуоседлого к оседлому образу жизни.

Поскольку к началу XIV века в ямах жило уже четвертое поколение тюрков частично полуоседло, частично оседло, процесс перехода от полуоседлого к оседлому образу жизни и роста оседлого населения подчинялся фундаментальным законам миграции: зависел от сил выталкивания и сил притяжения. Выталкивания из кочевой жизни и притяжения — привлекательности оседлой жизни.

О силах притяжения мы можем судить только качественно и умозрительно, представив себе хозяйственные функции ям и зная их эволюцию, метаморфозу превращения насильственно созданных малых и временных поселений в постоянные и растущие. Естественно предположить, что путешественники стремились к бытовым удобствам и готовы были платить за них. А отсюда следует, что для тюрков имелся экономический стимул для создания на ямах вместо временных жилищ — юрт — стационарные караван-сараи, обустраивать их в соответствии с запросами иноязычных и инокультурных купцов.

Кто платит, тот и заказывает музыку. При этом показательно, что «музыка» заказывалась своя, но не своим, а чужим — тюркам. Мы знаем, что купцы путешествовали без свиты. Странствующие купцы не могли обустраивать свою жизнь силами своих соплеменников, так как не было массовой миграции соплеменников с родных мест в степи, на чуждый «дикий» восток, в чужеродное этническое окружение. Сервис для себя купцы могли создавать лишь силами тюрков — кыпчаков. Но для этого они должны были передавать знания о своей жизни, «обучить» тюрков устроению того сервиса, который им был желателен.

Все средневековые европейские путеводители настоятельно советовали при въезде в Золотую Орду брать с собой переводчиков, знающих кыпчакский язык. Мы не знаем сегодня этническое происхождение толмачей: сколько из них было европейцев, сколько персов, а сколько — тюрков. Известно лишь, что нанимать толмачей следовало в пограничных городах Улуса Джучи, как правило, с преобладающим тюркским населением.

Кыпчакские переводчики в социальном плане были трансляторами не только языка, но культур разных европейских, ближневосточных и центрально-восточных народов на тюркский язык. Чем интенсивнее шел этот «перевод», тем лучше обустраивались караван-сараи, тем больше требовалось людей для этого обустройства, тем выше оплачивался их труд, тем больше росли уровень и качество жизни оседлых жителей, тем больше росла притягательность их жизни в глазах кочующих родственников.

О силах «выталкивания» кочевников из степи мы можем судить, прежде всего, количественно. Обратимся еще раз к прецеденту Букеевской орды. Давление ее скота на пастбища междуречья Волги и Урала обусловило столь жестокий экологический кризис, что лесостепь и степь превратились в пустыню. Степная территория междуречья меньше одной десятой степей Восточной Европы, а население Букеевской орды, вызвавшей экологический кризис, превысило 100 тысяч человек и уже в условиях кризиса возросло до 150 тысяч. Следовательно, критическая ситуация, обусловленная чрезмерным демографическим давлением кочевников на степной биоценоз, могла возникнуть при достижении какой-то неизвестной нам величины кочевников, математически расположенной в интервале между одним миллионом человек и полутора миллионами. Общая же численность степняков при этом могла существенно превышать число кочевников. Излишек создавался тюрками переходящими к оседлости. Чем больше тюрков переходило к оседлой жизни, тем больше отдалялась угроза экологического кризиса.

Свидетельств экологического кризиса в степях Восточной Европы в начале XIV века мы не имеем. Следовательно, мы обязаны предположить, что хотя население степей, в соответствии с темпами роста населения в Букеевской орде, в начале XIV века перевалило рубеж одного миллиона, но не создала кризисной ситуации, сдерживающий цивилизационное развитие или обращающее ее вспять.

В то же время, население, судя по историческим прецедентам, достигло той критической массы, при которой этнос уже способен осуществить цивилизационный рывок. Мы знаем, что древнегреческая цивилизация возникла при переходе от архаики к полисной системе, когда население достигло примерно миллиона человек. Но одним количеством развитие еще не определяется. Количество необходимо, но не достаточно. Нужно еще и качество. Чтобы оценить потенции тюрок к развитию мы должны подвести суммарный итог процессов в жизни третьего поколения.

Предпосылки цивилизационного развития

Все, о чем мы говорили до сих пор, можно коротко назвать еще не самим развитием, а лишь предпосылкой цивилизационного развития и одновременного развития этноса на принципиально новом качественном уровне. Теперь пришло время суммировать эти основные предпосылки, выявить характер и значение перехода власти от монголов к тюркам.

Итак, в третьем поколении завоевателей завершился переход роли ведущего этноса к тюркам, произошла тюркизация элиты при внешней ее престижной монголизации (одежда, прически, символы власти). В интересах тюрков было:

— устранение прямого политического и экономического надзора за покоренными народами,

— установление взаимодействия, взаимопонимания и уважения интересов всех этнических элит, делегирование властных полномочий вниз,

— установление единства элиты и общества в степном социониме и уважения прав простого народа,

— предоставление этносам прав на самостоятельное обустройство внутренней жизни в полиэтничном государстве.

В наследство от Монгольской империи Золотая Орда получила мощную армию, успешно защищавшую внешние границы государства и подавившую террором стремления оседлых народов к независимости, информационно-транспортную структуру, морально-этическую основу жизни — веротерпимость, административный центр, расположенный в центре географического пространства государства. Но было и негативное наследство. Система господства и подчинения в Монгольской империи держалась почти исключительно на насилии и страхе, а не на социальном договоре, определяющем права и обязанности социальных слоев и ответственность за исполнение обязанностей. Система насилия и страха не могла быть устойчивой, а следовательно, и долговечной. Дисбаланс межэтнических и социальных отношений мешал дальнейшему развитию общества и государства. Только заключение социального договора, неважно в каком виде: формальном, четко осознаваемом и фиксированном или неформальном на уровне общественного бессознательного, и только устранение межэтнических противоречий обеспечивает стабильность и жизнеспособность государства. Обеспечивает ли все это автоматически государственная независимость?

Обретение независимости, если оно не является результатом победоносного народного восстания, редко приводит к улучшению жизни общества. Создание Золотой Орды является редким исключением из этого правила. В Улусе Джучи прямого восстания тюрков против монголов не могло быть, поскольку в третьем поколении завоевателей уже не было четкой грани, пропасти, разделявшей представителей двух этносов