Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама похлопала по стулу рядом.
– Садись.
Собственный стул она сдвинула на пару дюймов, чтобы тот стоял под углом к столу, а потом проделала то же самое с моим.
– Ладно, поговорим о том, как устроена жизнь, что бы ты ни имела в виду… – Я бросила на нее сердитый взгляд, давая понять, что вовсе не хочу здесь находиться и что-то обсуждать в полночь, затем уселась и скрестила руки на груди.
– Роуз, ты знаешь, что мы с отцом хотим для тебя лучшей жизни, лучше, чем была у нас.
Я кивнула. Эту историю я знала наизусть. Слышала ее много раз.
Облокотившись на стол, я подперла лицо рукой, мне уже стало скучно.
– Нам с отцом не довелось учиться в настоящем университете.
– Угу.
– Твоему отцу пришлось открывать свое дело без помощи семьи, годами он хватался за любую работу, а я учила ребятишек в начальной школе за мизерное жалованье.
– Да, мам…
Всякий раз, когда я слышала эти слова, особенно про отца, в душе у меня что-то сжималось. Мысль, что отец страдал, была невыносима.
– Но у тебя все будет иначе, – продолжила мама. – Ты пойдешь в университет – в хороший университет, настоящий. Будешь изучать бизнес, а потом найдешь достойную работу в финансовой сфере.
Мама думала, что раз я хорошо разбираюсь в математике, то должна работать в сфере финансов. Но никогда не интересовалась, хочу ли я этого.
– А когда ты устроишься на работу, то будешь упорно трудиться, строить карьеру и откладывать деньги в банк. – Она замолчала и пристально уставилась на меня, будто я не слушаю.
– Я слышу тебя, мам. Когда ты перейдешь к «тому, как устроена жизнь»?
– Я об этом и говорю!
– А я-то думала, что ты рассказываешь, чем моя жизнь должна отличаться от вашей с папой.
– Это часть рассказа.
– Ладно, только выражайся яснее, а то я не пойму, куда ты клонишь. – Я широко зевнула, подчеркивая, что часики тикают, а я хочу спать.
Мама придвинула свой стул ближе ко мне.
– Роуз, смысл в том, что сначала ты идешь в колледж, оканчиваешь его, затем устраиваешься на хорошую работу, усердно трудишься и откладываешь побольше денег, потом встречаешь кого-то, влюбляешься, выходишь замуж и лишь тогда и только тогда занимаешься сексом и заводишь детей.
Когда мама начала эту тираду, во мне закипел смех, но как только речь зашла о сексе и детях, я отвела взгляд и принялась рассматривать кухню: старый дисковый телефон, висевший на стене, сколько я себя помню; кассетный магнитофон с радио у раковины; конструкцию из ракушек, которая и по сей день болтается на окне.
– Мам, умоляю, скажи, ты не о сексе собираешься со мной поговорить?
Она покачала головой.
Да? Нет? Что это означало?
Не знаю.
– Просто пойми: если хочешь жить лучше своих родителей, смотри не влюбись в старших классах в какого-нибудь мальчишку и не забеременей. Этого нельзя допускать, пока не добьешься всего остального.
Я упорно таращилась на корзину с фруктами на углу стола, в которой высилась гора яблок, бананов и апельсинов. У нас дома всегда было много бананов.
– Не переживай, мама. Я уж точно не забеременею.
– Не отмахивайся, Роуз. Девушки часто беременеют, хоть того и не желают. А потом… – Она щелкнула пальцами так громко, что я вздрогнула. – Все их мечты идут прахом!
Я перевела взгляд на маму:
– Что ж, можешь не волноваться из-за моей беременности… м-м-м… скажем, никогда, потому что я не собираюсь обзаводиться детьми. Я решила, что не хочу их, и точка.
Мама откинулась на спинку стула с таким видом, будто я призналась в убийстве или собралась ее ударить.
– Роуз, ты же несерьезно!
– Серьезно.
– Такие решения в юности не принимают!
– Принимают, – отозвалась я. Мама молчала, не отрывая взгляда от моего лица. Я выпрямилась. – Мам, не получится иметь и то и другое: ты не можешь сказать, что вы с папой хотите для меня лучшей жизни со всеми возможностями, которых не было у вас, а потом определять вместо меня мое будущее.
– Но дети – это часть жизни! Они появляются у каждой женщины, когда та становится достаточно взрослой. Разумеется, после замужества. И когда карьера уже построена.
– Это ты так считаешь. Но сама же всегда твердила, что у моего поколения все иначе. Так почему бы нет?
– Но я не имела в виду детей!
– Ну конечно, – оскорбилась я.
– Ты обязательно передумаешь, Роуз.
Она сказала это так уверенно. И я разозлилась.
– Не передумаю. Обещаю.
Мама рассмеялась, будто знала результат заранее. Меня так и подмывало схватить ее дурацкий роман и швырнуть через всю кухню.
– Ты передумаешь и однажды обязательно вернешься и скажешь: «Ты была права, мама. Ты знала это с самого начала!»
Я встала и объявила:
– Все, иду спать!
Я так и видела, как в груди матери лихорадочно бьется сердце. Лицо ее выражало какую-то отчаянную тревогу. Мне казалось, она вот-вот схватит меня, возьмет за плечи, словно пытаясь перенести в мое тело свое желание иметь детей. Но потом мама потянулась за книгой; морок развеялся.
Она отвела взгляд.
– Спокойной ночи, Роуз, – только и сказала мама.
Я задумалась, не обидела ли ее. Пусть я злилась, мне не хотелось причинить маме боль. Я потянулась к ней и поцеловала в щеку. Мать не повернулась. Просто листала книгу и разглаживала открытые страницы. Но как только я направилась к себе в комнату, напоследок она бросила мне:
– Раз уж ты такая противница детей, милая, тогда прекрати кувыркаться по ночам с Мэттью!
* * *
По щекам матери текут слезы.
– Мама?.. – Я сглатываю ком в горле.
Она отводит взгляд.
– Что, Роуз?
Мне ненавистна мысль, что я снова ее обидела. Я совсем забыла: мама отнюдь не твердокаменная, хотя ее друзья всегда говорили, дескать, она кремень.
Мама и правда будто в панцире. Если вы не близко с ней знакомы, то не узнаете, какая она под ним ранимая, как легко ее можно задеть.
Наверное, больше всего меня поражают мамина горячность, сила любви. Порой это делает ее чересчур ревнивой и властной, но к тому же заботливой и решительной. В шестнадцать я бы ни за что не призналась в том, как восхищаюсь мамой, как сильно ценю ее. Однако тогда я еще не знала, что мама воспримет мой выбор как личный упрек ей, матери. Я сдерживала свои чувства к ней – свое восхищение и то, как втайне жаждала ее одобрения, отчего между нами разверзлась пропасть и теперь все ширилась.