Пэтч был явно не в восторге от этой схемы, но не имел оснований для возражений. Внезапно ему в голову пришла новая мысль, и он нервно потер лицо рукой.

– Скажите, вы случайно не собираетесь продолжать дела с Кокором Хеккусом?

– Раз уж вы спросили – да, собираюсь.

Пэтч нервно облизал губы:

– Позвольте мне сразу использовать мои 49 процентов голосов – решительно против. И если у вас в душе есть хоть два процента сомнений, голоса против должны перевесить безрассудные амбиции.

Герсен улыбнулся:

– 51 процент акций требуют попытаться вернуть деньги, незаконно исторгнутые Кокором Хеккусом из фондов компании.

Пэтч опустил голову:

– Так тому и быть.

На темном небе ярко сиял Ригель. Герсен нашел Альфанор и показал его детям, просто кипевшим от возбуждения. Герсен с грустью наблюдал за ними. Он понимал, что как только они вернуться в прохладный старый дом на выжженных солнцем холмах Таубе, они сразу кинутся к матери и отцу; похищение, заточение, путешествие станут смутными воспоминаниями, Герсен будет забыт.

Герсен задумался над причудами судьбы, превратившей его – горько признавать – в мономаньяка. Что, если по какому-то фантастическому стечению обстоятельств ему удастся отомстить всем пятерым Лордам Тьмы за бойню в Маунт-Плезант? Что ему делать дальше? Сможет ли он уйти от дел, осесть на земле, жениться, растить детей? Или роль Немезиды настолько вошла в его плоть и кровь, что он никогда не сможет слушать о злодеях, не испытывая потребности немедленно покарать их? И самое печальное, что эта потребность будет проистекать не из негодования или морального осуждения, а из простого рефлекса, бесстрастной реакции организма; и единственное удовлетворение, полученное им, будет сродни чисто физиологическому удовольствию почесать, где чешется.

Как всегда, подобные рассуждения повергли Герсена в меланхолию, и в течение всего оставшегося путешествия он был еще резче и неприветливее, чем обычно. Дети смотрели на него с удивлением, но без страха, так как научились по крайней мере доверять ему.

Они опустились на Альфаноре, в древнем космопорту Марквари, центра провинции Гарро. Отсюда Герсен позвонил Душану Аудмару. Его лицо на экране видеофона выглядело немного изможденным; Герсен подумал, что Аудмар был гораздо более обеспокоен похищением детей, чем признавал открыто. Он поинтересовался здоровьем детей и ответил на заверения Герсена коротким кивком головы.

Поскольку между Марквари и Таубе не было воздушного сообщения, а звездолетам разрешалось приземляться только в космопортах, Герсен с детьми сел на грузопассажирский корабль, курсировавший вдоль побережья. Через сутки они доплыли до Таубе. Там Герсен вновь нанял древний аэрокар и направился вдоль длинного склона к дому Душана Аудмара. Дети выпрыгнули из аэрокара и кинулись сломя голову к матери, которая ожидала их на пороге дома. Лицо ее было искажено от усилий сдержать слезы. Герсен внезапно ощутил пустоту, так как он успел привязаться к детям. Он вошел в дом, и тут, чувствуя себя в безопасности, Даро и Викс подбежали, обняли и расцеловали его.

Аудмар встретил его и проводил в тот же кабинет, где они беседовали в первый раз. Герсен начал отчет.

– Кокору Хеккусу нужны десять миллиардов севов. Он надеется добыть эту сумму, вымогая по сто миллионов у ста самых богатых людей Ойкумены. Он собрал уже примерно треть суммы, и деньги все прибывают. Ему нужны эти деньги, чтобы выкупить девушку, которая, спасаясь от него, укрылась на Обменном Пункте, назначив выкуп в десять миллиардов севов.

– Хм, – проворчал Аудмар. – Эта девушка должна быть исключительно привлекательна, если Кокор Хеккус оценивает ее в такую сумму.

– Мне тоже так кажется – хотя любой объект, оцененный в такую сумму, должен быть привлекательным. Я хотел познакомиться с девушкой, но она, действуя как свой собственный спонсор, назначила за это цену в десять тысяч севов, вероятно, чтобы отшить любопытствующих, вроде меня.

Душан Аудмар кивнул:

– Эта информация может стоить, а может и не стоить ста миллионов, затраченных Институтом; мои дети вновь со мной; я, конечно, рад этому, но опасаюсь, что я позволил моим эмоциям взять верх над рассудком и скомпрометировал себя.

Герсен ничего не ответил. Он и сам так считал. Однако Институту было некого винить, кроме себя – при желании они, безусловно, могли бы уничтожить Кокора Хеккуса.

– Еще один интересный момент. Молодую леди зовут Алюз Ифигения Эперже-Токай, и она родом с Фамбера – по ее словам.

– С Фамбера? – Аудмар наконец заинтересовался. – Это серьезное заявление или маскировка?

– Я думаю, что она утверждает это вполне серьезно.

– Интересно. Даже если это неправда. – Он искоса взглянул на Герсена. – Вы хотите сообщить мне еще что-нибудь?

– Вы дали мне определенную сумму на расходы. Я использовал часть ее для целей, которые я счел подходящими – приобрел контрольный пакет акций Инженерной Компании Пэтча.

Аудмар грациозно кивнул:

– Конечно, это нужно было сделать.

– Возможность представилась на Обменном Пункте. Майрон Пэтч был доставлен туда Кокором Хеккусом и оценен в 427.685 севов. Цифра заинтересовала меня, я провел расследование, и когда Пэтч заявил, что может вступить в контакт с Кокором Хеккусом, я выкупил его, используя партнерство, как обеспечение долга.

Аудмар поднялся на ноги, подошел к двери и вернулся с подносом, уставленным стимулирующими напитками.

– Я узнал, – продолжал Герсен, – что Майрон Пэтч строил механическое чудовище для Кокора Хеккуса – самоходный форт в форме сороконожки двадцати пяти метров длиной.

Аудмар пригубил напиток, затем поднял бокал, любуясь розовыми и фиолетовыми отблесками.

– Вам не следует отчитываться за эти деньги, – сказал он. – Они были уплачены за несколько единиц интересной информации, и в качестве случайного побочного эффекта вернули двух ребятишек домой.

Аудмар допил свой напиток и со стуком поставил бокал на место. Герсен, поняв больше из того, что осталось невысказанным, чем из того, что он услышал, встал и ушел.

Патрис, столица Объединенных Приходов Кумберленда, беспорядочно раскинулся по берегам дельты Кард-Ривер. Пригороды его тянулись на мили – до берегов озера Ок. В Старом Городе было множество строений, чей возраст перевалил за тысячу лет. Это были трех– или четырехэтажные дома из грубого черного кирпича, с узкими фасадами, узкими высокими окнами и высокими наклонными фронтонами. Выше по реке, в семисотлетнем Новом Городе, высились знаменитые Речные Арки – одиннадцать монументальных строений в форме усеченных треугольников, опирающихся на оба берега реки. В основании была вырезана стометровая арка, вершина возносилась на триста с лишним метров. Во всей Ойкумене не было ничего похожего на них. Все одиннадцать зданий были идентичны, отличаясь только цветом облицовки. Во всех зданиях в нижней, опорной части располагались магазины, студии, рестораны, в верхней части были квартиры городской элиты.