— Хан-ага, — нарушил молчание один из них, — прости нас, но черную весть мы привезли.

— О аллах! Да говорите же, что случилось!

— Главный хан, Нурберды, умер.

Оразмамед вздрогнул и натянул поводья.

— Ты в своем уме, джигит? — спросил строго. — А ну-ка, вы, другие, повторите, что сказал он!

— Умер, — подтвердил другой джигит, ехавший справа. — Сначала он упал с коня. Говорят, тот конь норовистый был, ударил хана в живот копытом.

Оразмамед сделался еще строже и не стал больше расспрашивать. Мгновенно сердцем и мыслями перенесся в Ахал и пустил скакуна рысью.

XIX

Гонец от Тыкмы привез письмо. На кургузом листке излагались условия переговоров. Студитский с пятью всадниками утром выехал из крепости и прибыл в условленное место, на такыр, в полдень.

Огромная и ровная как стол равнина простиралась во все стороны. На юге едва виднелись Туркмено-Хорасанские горы, на севере, в двадцати верстах, желтели Каракумы.

Студитский, не слезая с коня, оглядывал равнину, ожидал Тыкму со стороны гор. Сердар появился с севера, из Каракумской пустыни. Шесть всадников, прежде чем их заметил капитан, приблизились настолько, что, будь их вдвое больше, вряд ли бы удалось спастись от них бегством. Студитский поспешил поднять над головой белый флаг, и Тыкма остановился. Затем парламентеры, оставив коней и охрану на месте, двинулись друг другу навстречу. Сошлись на полпути. Тыкма был в круглой каракулевой папахе, в легком коричневом халате из дорогой английской шерсти, в юфтевых желтых сапогах. Лицом походил на ястреба: хищный нос, цепкий взгляд, не предвещавший ничего доброго.

— Так вот ты какой, Тыкма-сердар! — залюбовался им Студитский. — Много о тебе слышал. Но ближе к делу. Русские зовут тебя к себе и обещают дать все блага, какие только захочешь.

— Спасибо, уважаемый, — криво усмехнулся Тыкма. — Я давно сыт посулами русских. Я приехал сюда не для того, чтобы слушать твои льстивые речи.

— Не сердись, Тыкма. Ты же знаешь: гнев плохой советчик, — попросил капитан. — Ни пустых слов, ни пустых посулов, ты от меня не услышишь. Условия таковы: если вернешься на русскую службу — получишь звание старшего офицера царской службы и станешь правой рукой главного начальника в Закаспии.

— Нет, я не нуждаюсь в подачках, — вновь сказал, как отрезал, Тыкма-сердар. — И я не вижу правды в твоих речах. Зачем вам безграмотный сердар, когда хватает таких, как ты? — Тыкма скользнул насмешливым взглядом по погонам Студитского.

Капитан понял, что с текинским предводителем надо говорить не только честно, но и умно, иначе успеха в переговорах не добьешься. Сказал напрямую:

— Ладно, сердар, попробую зайти с другого конца. Действительно, один ты не нужен. Но если ты со своим народом войдешь в Российскую империю, то народом своим и управлять будешь. Кто же, кроме тебя, сможет держать в руках текинцев? Особенно сейчас, когда умер Нурберды? Весь народ на тебя смотрит.

Тыкма задумался, но лишь для того, чтобы найти достойный ответ:

— Дважды я просился к вам вместе с народом, но вы не захотели читать моих писем и не захотели слушать моих желаний. Зачем же теперь вам понадобился мой парод?

— Тыкма, не горячись, — вновь попросил Студитский. — Обстановка сложилась так, что твой народ может погибнуть. Генерал Скобелев не остановится ни перед чем, ибо за горами стоят англичане.

— Вот это и есть истина, — спокойно сказал Тыкма. — С этого и надо было начинать. Скобелев боится англичан. Но запомни: как только прогремит первый выстрел под Геок-Тепе, он будет услышан в Кабуле и Тегеране. Вместе с вашим первым выстрелом перейдут через Копетдаг английские и персидские войска. Второго выстрела сделать вы не успеете. Так было под Стамбулом, так будет и здесь. Твой Скобелев направил своего коня к Стамбулу и хотел захватить этот славный город, но потребовалось всего лишь одно крепкое слово Англии, и твой ак-паша трусливо повернул назад! Передай своему ак-паше: молодой текинский хан Махтумкули получил письмо и богатые подарки от англичан из Кабула. Они заверили его, что не дадут русским Геок-Тепе. Они не позволят русским обратить туркмен в христианскую веру.

Тыкма распалял себя все больше и больше, и Студитский понял: ни ласками, ни посулами, ни угрозами его не проймешь.

— Ну что ж, Тыкма, — сказал капитан. — Время покажет, как заблуждаешься ты. Скобелев еще и не высадился на ваш берег, а. ты уже вскинул ружье и целишься в него. Не Скобелеву дано решать мирные дела в Закаспии, а мне.

— Тебе? — Тыкма скептически усмехнулся. — Ты кто такой?

— Тыкма, не кривись. Улыбка твоя крива по неразумению. Я — доктор, табиб, представитель прогрессивной России. Запомни, сердар: Россия — не только царь и его генералы. Россия — это добрый и отзывчивый русский народ. От имени этого народа я веду с тобой переговоры. Тысячи русских людей, не желающих ни тебе, ни твоим соплеменникам зла, едут сейчас в Туркмению, чтобы построить железную дорогу, новые города, больницы и гимназии. От имени этих русских я прошу тебя: поезжай в Геок-Тене и скажи всем, чтобы бросили ружья и шли строить вместе с русскими! Если ты сумеешь это сделать, то Скобелев и его генералы никогда не ступят на эту землю. Там, где властвует мир, войне места нет!

— Я не сумею этого сделать, табиб, — снова угрюмо произнес Тыкма-сердар. — Скажи своему ак-паше: мира не будет. У меня все!

Тыкма-сердар круто развернул коня и поскакал в пески. Студитский посмотрел ему вслед с сожалением и тоже повернул скакуна.

XX

Скобелев сдал 4-й армейский корпус в Минске и приехал в Тифлис. Генерал горел жаждой деятельности. Едва вышел на перрон и поздоровался с полковником Софиано, который встречал его, сразу спросил:

— Великий князь на месте?

— Так точно, господин генерал. Ждет вас какой уж день!

— Отлично. Везите меня к нему. Задержался, черт — побери, со сдачей, да и дороги от Малороссии до Тифлиса ужасные. Докладывайте новости, — сказал Скобелев, усаживаясь в карету.

— Что ж докладывать… Войска сосредоточены в Петровске и Баку, артиллерия тоже там. Командующий медлит с переброской, мешают какие-то чрезвычайные обстоятельства.

— Опять обстоятельства, — недовольно усмехнулся Скобелев. — Небось опять испугались Дизраэли. Давно пора идти с саблей наголо, а мы сидим да наблюдаем, как милютинские благотворители у туркмен ситчиком торгуют. Давай трогай, чего стоим?!

Карета закачалась на рытвинах. Конные казаки поскакали сбоку.

Над Тифлисом сгущались сумерки. В домах и глиняных саклях на взгорье загорались тусклые огоньки. Вскоре карета остановилась. Заскрипели ворота. Штаб командующего войсками Кавказского военного округа, белый дом с колоннами времен эпохи Александра I, повидавший на своем веку сотни генералов, принимал еще одного. Карета