Если в основном гетеры использовали эти одеяния, чтобы усилить воздействие своих чар, то из отрывка Феокрита можно видеть, что и уважаемые женщины не боялись привлекать к себе внимание в таком виде. У Феокрита эти одежды называются «мокрыми одеждами», выражение легко понять, и оно до сих пор в ходу у художников, которые имеют в виду одежду, полностью показывающую очертания тела.

Косские одежды, которые, как мы видели, скорее лишь претендовали на то, чтобы быть одеждой, не только не скрывали, но, напротив, эротически подчеркивали форму тела, подводят нас к вопросу, какую роль обнаженное тело играло в жизни греков. Мы кое-что уже сказали по этому поводу, описывая костюм спартанских девушек.

Среди знатоков античности хорошо известно, что у греков нагота была делом обыденным. Это утверждение, однако, нуждается в существенной корректировке. Чтобы добраться до истины, мы должны различать наготу естественную и эротическую.

Будет правильным утверждение, что греки появлялись на людях целиком или частично обнаженными гораздо чаще, чем принято у нас; и Виланд, несомненно, прав, когда утверждает в своем «Эссе» об идеалах греческих художников, что греческое искусство непревзойденно в изображении обнаженной натуры, поскольку художники могли видеть ее практически ежедневно. Ниже он продолжает: «У греков было больше возможностей и больше свободы изображать, изучать и копировать красоту, представленную им их природой и их временем, чем у художников современных. Гимнасии, публичные игры, конкурсы красавиц на Лесбосе, Тенедосе, в храме Цереры в Аркадии, состязания обнаженных юношей и девушек в Спарте, на Крите и пр., знаменитый храм Афродиты в Коринфе, чьих молодых жриц даже Пиндар не постеснялся прославить в песне, фессалийские танцовщицы, которые обнаженными танцевали на пирах знати, – все эти возможности видеть самые совершенные формы неприкрытыми и в живом движении, прекрасные тела в самых разных позах наполняли воображение художников изумительными образами, и, сравнивая красивое с еще более красивым, они готовили свои души к изображению самой идеи прекрасного».

Можно подумать, а так зачастую и утверждают, что обнаженность не оскорбляла греков ни при каких обстоятельствах. Однако свидетельства говорят о том, что это мнение ошибочно. Платон так высказывается по этому поводу: «…Не так уж далеки от нас те времена, когда у эллинов, как и посейчас у большинства варваров, считалось постыдным и смешным для мужчин показываться голыми»[36]. Геродот придерживается того же мнения в своем рассказе о лидийцах и других варварах, говоря, что среди них нагота «считается великим позором». В подтверждение этого мнения можно привести пример Одиссея, когда он после кораблекрушения был выброшен голым на берег феаков и услышал голоса девушек неподалеку: «…Из чащи кустов Одиссей осторожно / Выполз; потом жиловатой рукою покрытых листами / свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело»[37]. На Олимпийских играх, как сообщает Фукидид в широко известном и много обсуждаемом отрывке (Фукидид, i, 6), начиная с 720 г. до н. э. было принято, чтобы бегуны состязались не совершенно обнаженными, но с повязкой вокруг бедер. Однако следует с осторожностью объяснять этот факт причинами нравственными, скорее здесь отголоски мнений, навеянных востоком, как видно из приведенных отрывков Платона и Геродота. Это следует из того факта, что греки отказались от восточных взглядов на наготу и начиная с 720 г. до н. э. позволяли бегунам и другим участникам состязаний появляться на стадионе обнаженными. Соответственно греки, самый здоровый и эстетически совершенный народ в мире, вскоре обнаружили, что прикрывание интимных частей тела, в то время как другие части тела оставались открытыми, – вещь неестественная, и пришли к выводу, что это прикрывание лишь тогда имеет смысл, когда их функциям приписывают безнравственный или низкий смысл. Поскольку греки не вкладывали в это такого смысла, они не только не стеснялись этих органов, но скорее относились к ним с почитанием и поклонялись им как инструменту продолжения рода, символу неисчерпаемого плодородия природы. Исходя из этого, мы должны считать термины, обозначающие интимные части тела, не постыдными, которых надо стесняться, но словами, которые вызывают чувство благоговения и почтительное преклонение перед непостижимой тайной продолжения рода, свойственной природе, которая постоянно себя воспроизводит и сохраняет человеческий род для дальнейшего существования. Таким образом, phallos (фаллос) становится религиозным символом; поклонение фаллосу в различных вариантах было наивным выражением восхищения неисчерпаемой силой природы и благодарности за естественное продолжение человеческого рода.

Культ поклонения фаллосу наблюдался повсеместно: здесь следует подчеркнуть, что, в отличие от толкования невежд и недоброжелателей, данный культ не есть признак глубокой аморальности, но нечто противоположное, поскольку это не что иное, как взгляд на божественную суть воспроизводства рода в его непосредственном воплощении и, следовательно, в высшей степени нравственное толкование отношений между полами. Вследствие такого толкования греки во всех случаях, когда можно было обойтись без одежды, пришли к полной наготе, не используя различные повязки или куски материи для прикрытия интимных частей тела.

В Древней Греции не наблюдалось такого явления, как отсутствие вкуса. Как показывает само слово «гимнасий» (от «гюмнос» – голый, обнаженный), греки оставались без одежды при выполнении упражнений. В этом нет ничего нового, и, следовательно, нет смысла приводить отрывки из произведений многочисленных авторов. Помимо того, огромное количество живописи, особенно вазовой, демонстрирует сцены из гимнасиев, изображая участников совершенно обнаженными, что никак не вызывает чувства негодования, подобного тому, что римляне в период архаики чувствовали при виде полной наготы. Здесь уместно упомянуть поэта Энния, фразу которого сохранил Цицерон: «Стыд имеет происхождение в публичной наготе».

Римляне пошли еще дальше, у них считалось неприличным мыться в бане отцу со взрослыми сыновьями или тестю с зятем. Это обстоятельство подтверждает и Плутарх, однако добавляет, что они очень скоро переняли восприятие наготы у греков, а затем греки со своей стороны восприняли обычай совместного мытья в бане мужчин и женщин.

Если о наготе в гимнасиях широко известно большинству людей, то, вероятно, будет небесполезным сказать несколько слов о гимнасиях в целом, поскольку многие, следуя современному значению слова, могут иметь о них неверное представление. Устройство греческого гимнасия подробно описано у Витрувия, который жил во времена императора Августа, в его книге по архитектуре. Гимнасий состоял из обширного перистиля, то есть открытого пространства, окруженного колоннами площадью приблизительно в два стадия (1200 футов), колоннада окружала перистиль с трех сторон, а с юга располагалась двойная колоннада, внутри которой находился ephebeion, то есть зал для занятий юношей, или эфебов. Юношами считались молодые люди, достигшие совершеннолетия и ставшие полноправными гражданами, записанными в своих демах; совершеннолетними в Афинах считались молодые люди, достигшие возраста 18 лет. С разных сторон примыкали другие помещения: бани, залы и другие, это было место встреч философов, риторов, поэтов, многочисленных друзей прекрасного. За перистилем находился ксист, который использовался для физических упражнений мужчин. С гимнасием обычно соединялась палестра, главное помещение для физических упражнений и игр мальчиков. Вряд ли стоит упоминать о том, что все помещения были тщательно украшены произведениями искусства с алтарями и статуями Гермеса, Геракла, в особенности Эрота, и другими изображениями муз и божеств. Таким образом, к красоте тел мальчиков, юношей и мужчин, гармонично развитых физическими упражнениями, добавлялась красота великолепных произведений искусства, и легко понять, почему греки стали самыми ревностными на свете ценителями прекрасного. Легко также понять, почему ни один гимнасий или палестра не обходились без изображений Эрота. Ежедневное созерцание мужской красоты, несомненно, способствовало развитию гомосексуальной любви, свойственной целому народу.