Люку удалось проехать десять метров по пустому проспекту, прежде, чем он снова застрял в пробке.

– Скажи маме, что я пойду на бал.

Такое событие… Люка внезапно осенила идея, взбодрив его сильнее, чем чашка кофе. Такое событие открывает перед ним заманчивые возможности.

– Хорошо. Твоя мама и девушки будут тебя ждать.

Люк невольно засмеялся.

– Ладно, ладно…

Он скорчил рожу пробке.

– Заскочу к тебе минут через двадцать.

– Захвати с собой хот-дог, ладно?

Люк поднял брови.

– Этот смузи из шпината на вкус как холодные объедки.

Всю дорогу до «Уэйн-Тауэр» Люк хихикал.

* * *

Анализ пули ничего не дал. Ни зацепки. Пуля-призрак. И ничего – вообще ничего – не произошло в День труда. Будто преступники тоже разъехались по пляжам.

Неужели все уехали из города?

Когда неделей спустя Люк поднимался в лифте, согнув пальцы крючком и придерживая чехол для одежды, в котором лежал отглаженный смокинг, от одной мысли, что через несколько часов ему идти на бал Музея Готэма, он почувствовал себя мерзавцем. Первый бал сезона – самый яркий и освещаемый в СМИ.

Но он шел туда по другим причинам и надеялся, что это принесет свои плоды, так как на прошлой неделе вор тоже никак не дал о себе знать. Но все может измениться, когда ему преподнесут на тарелке такой лакомый кусочек. Люк улыбнулся, и в это время двери лифта разъехались, открыв залитый солнцем коридор.

И сногсшибательную блондинку, которая шла ему навстречу.

Она была очень молода, на вид – лет двадцать, всего на несколько лет младше его. Увидев его, она резко остановилась. Люк взял себя в руки и слегка улыбнулся, вытянув руку, чтобы придержать лифт.

– Моя новая соседка? – спросил он, когда она с легкой улыбкой продолжила движение.

Да, сногсшибательная – это явное преуменьшение. Спортивный костюм не слишком скрывал длинные, стройные ноги. А тонкая спортивная кофта выдавала узкую талию. Когда она остановилась перед ним, он взглянул прямо в ее зеленые глаза и… Вау.

– Я уже думала, мы никогда не встретимся, – сказала она.

Голос у нее был низкий и невозмутимый. Ни намека на акцент, наверное, училась в Европе в школе-интернате. В Швейцарии, если бы ему пришлось биться об заклад. Она протянула ему загорелую руку с роскошным маникюром ладонью вниз – жест его мамы и других светских львиц Готэма. Будто бы никто не удивится, если он ее поцелует.

– Холли Вандериз.

Он предпочел рукопожатие и был удивлен мозолям на ее ладони. Наверное, она занимается по системе «Кроссфит». Несмотря на жакет с длинным рукавом, он все равно заметил аккуратный рельеф ее рук.

– Я знаю, кто ты, – сказал он, слегка улыбаясь.

Обычно девушки при этом краснели и начинали хихикать.

Она только чуть склонила голову набок, и с ней наклонилась копна золотых волос.

– Ну, у тебя есть преимущество.

Ни намека на улыбку или румянец. Интересно. Тогда он перешел к плану Б: плутовская улыбка.

– Люк Фокс.

Лифт начал пищать, упрямо настаивая, чтобы они или вышли, или зашли.

– Можешь отпустить.

Она сказала это таким тоном… Явно привыкла приказывать. И привыкла, что ей повинуются. Наверняка старые деньги. И, возможно, с ними в комплекте какой-нибудь титул Старого света.

Люк отпустил двери лифта, и они закрылись.

– Прости, что не зашел поздороваться. – Он приподнял чехол для одежды. – Напряженное выдалось лето.

Холли снова стрельнула убийственными зелеными глазами.

– Ты идешь сегодня на бал в музее?

Только по работе, подмывало его ответить, но Люк похлопал по чехлу для одежды.

– Как раз иду собираться.

Она подняла брови: темнее, чем ее светлые волосы.

– Тебе нужно три часа, чтобы одеться?

Люк подавил смешок.

– А если да?

– Тогда я могу занести тебе маски для лица, устроим вечеринку.

В этот раз Люк рассмеялся.

– А ты идешь?

Кивок.

– Советы для новенькой?

Не счесть. Первый. Никогда не ввязывайся в круг бальных завсегдатаев. Но скорее всего она была рождена и воспитана именно для этого. Что его, честно говоря, несколько разочаровало.

– Держись подальше от бара с морепродуктами после того, как приедет Жалкин Бруксфилд. Она берет креветку, а отходы кладет обратно. И так с каждой.

Холли хрипло рассмеялась.

– Отвратительно. – Она обернулась через плечо, кивнув на его дверь. – Ты один здесь живешь?

– У моих родителей свой дом в пригороде.

– У родителей, значит? А няня к тебе приходит, когда ты один в городе?

Он закатил глаза.

– Очень смешно.

Холли снова рассмеялась, и ее низкий смех волной пробежал по его телу. Она наклонилась к нему, нажав на кнопку, чтобы вызвать лифт. Он не удержался и спросил:

– А твои родители где живут? На вид тебе не больше, чем студентке.

Он понял, что не стоило спрашивать, видя, как она напряглась.

– Они умерли много лет назад.

Люк нахмурился.

– Прости, – сказал он. – Мне очень жаль.

Даже пройдя через очень многое, этого он все равно не мог себе представить. Потерять родителей… Он бы никогда не смог оправиться.

Холли смотрела, как лифт отсчитывает этажи.

– Спасибо.

Воцарилась гнетущая и неловкая тишина, и Люк вдруг спросил:

– Подвезти тебя на бал?

– Нет, спасибо. – Она снова одарила его своей аккуратной улыбкой. – Меня подвезут.

Он моргнул. Обычно они соглашались. Обычно они сами просили его.

– Что привело тебя в Готэм?

Холли изучала наманикюренные ногти, пытаясь найти какой-нибудь изъян. На лице у нее отразилась скука: Люк уже сотни раз видел такие лица – в подготовительной школе, на балах, на бранчах.

– В Европе стало скучно.

Такое может сказать только тот, у кого слишком много денег и слишком мало дел. Тот, кто никогда не был голоден, испуган или обеспокоен тем, как живут остальные.

И не задумывался, как он может им помочь. Когда Люк рос, у него было все. А у его родителей – нет. И они воспитывали его так, чтобы он ценил то, что имеет. Все, с чем он столкнулся как Бэтвинг и в морской пехоте, только усиливало это осознание и благодарность. И подчеркивало, что у Холли их явно не было.