Благополучно выпутавшись из этой истории, оставшись на свободе и владельцем «Мести», Стид Боннет решил все же вернуться к пиратскому ремеслу. Точнее, к респектабельному каперскому – отношения с Испанией опять обострились, и Великой Британии вновь понадобились профессиональные патриоты-мореходы. Переименовав «Месть» в «Короля Джеймса», а себя зачем-то назвав «капитаном Томасом» (видимо, Боннет считал, что так красивее), он поплыл в Северную Каролину, воспользовался королевской амнистией пиратам и попросил у губернатора каперское свидетельство, чтобы топить «проклятых папистов».

Бумагу он получил без труда. Губернатор Северной Каролины Чарльз Иден был человечком интересным – большим сипатизантом как каперов, так и откровенных пиратов. В частности, он был большим приятелем Тича Черной Бороды и долго его всячески покрывал (надо думать, отнюдь не бескорыстно). Об этом было настолько хорошо всем известно, что пострадавшие от Тича английские судовладельцы, купцы и плантаторы обратились за помощью не к Идену (заранее знали – бесполезно), а к губернатору Виргинии Спотсвуду, в шашнях с пиратами не замеченному. Спотсвуд и запросил помощи у ближайшей военно-морской базы, пославшей Мейнарда. Что интересно, Иден об этом узнал, и его секретарь отправил Тичу письмо с предупреждением. Однако Тич по самомнению своему письмо проигнорировал – как оказалось, зря…

С каперской грамотой Боннет вышел в море, но по какому-то неизъяснимому вывиху души стал захватывать не только испанские, но и вообще все корабли, какие попадутся, – что автоматически превращало его из респектабельного капера в презренного пирата (но непохоже, чтобы Боннета это волновало).

Он вновь принялся чудить на старый манер: со взятых на абордаж кораблей забирал не весь груз, а только то, что ему в данный момент было нужно: когда ром, когда перец, когда солонину или табак. На одном судне он взял только провизию, оставив весь груз, – и даже в качестве компенсации отдал капитану несколько мешков риса и старый такелаж, так что капитан, надо полагать, большой обиды на него не таил.

Одним словом, пиратство у Боннета вновь получалось какое-то нескладное, опереточное. Что в глазах закона его нисколечко не оправдывало, и Боннета принялись искать всерьез…

После длительного плавания «Король Джеймс» стал давать течь, вдобавок днище обросло ракушками, замедлявшими ход корабля. Чтобы починиться и почистить днище, Боннет положил корабль на грунт в устье одной из рек неподалеку от Чарльстона. Губернатор Чарльстона, совсем недавно изрядно потерпевшего от налета Тича (в котором, известно было, участвовал и Боннет, пусть в качестве «наблюдателя»), на сей раз кое-какой военной силой располагал. Он направил к реке два военных восьмипушечных шлюпа под командованием некоего полковника Рета. Отвагой Тича Боннет, безусловно, не обладал – после короткой пушечной перестрелки выбросил белый флаг и сдался в плен со всей командой. Поскольку в прошлой жизни он был персоной известной и важной, до суда его держали не в тюрьме, а в доме начальника тюрьмы – правда, под замком и под стражей. В тамошних тюрьмах, надо полагать, не было заведено обыскивать заключенных – и у Боннета оказалось при себе, как написали потом в судебных бумагах, «большое количество серебра». Вряд ли это были прихваченные из дома трудовые сбережения – похоже, не все грабежи Боннета были такими уж чудаковатыми… В общем, подкупив этим серебром стражника, он бежал – но вскоре был пойман тем же полковником Ретом.

10 декабря 1718 г. Боннета повесили, а чуть раньше – 28 из 30 членов его команды (у остальных, надо думать, нашлись какие-то смягчающие обстоятельства). Так и закончил жизнь, пожалуй, единственный человек, угодивший в пираты из-за невыносимо сварливой жены.

Буквально через несколько месяцев после коронации Георг Первый заполучил крайне неприятный сюрприз – объявился претендент на престол, которого так и прозвали – Претендент. Причем это был не какой-то вульгарный самозванец (хотя и такие в истории Англии случались)…

Свергнутый и изгнанный (точнее, потихоньку выпровоженный из Англии) король Иаков Второй после неудачной попытки вернуть себе трон в 1689 г. новых не предпринимал. Он умер в первый год нового, восемнадцатого столетия – 1701-й. Тогда обретавшиеся во Франции его сторонники, прозванные якобитами, провозгласили королем Иаковым Третьим Английским и Иаковым Шестым Шотландским единственного сына покойного – молодого принца Иакова Эдуарда, того самого «младенца из грелки». Энергичный молодой человек не собирался всю жизнь просидеть в эмиграции с пышным, но чисто номинальным титулом, – всерьез собирался вернуть себе престол.

Первую попытку он предпринял в 1708 г., решив начать с Шотландии. Никак нельзя сказать, что это было глупое решение: Шотландия буквально кипела после только что заключенной Унии, объединившей ее и Англию в единое государство. Я уже писал об этом, но повторю еще раз: все свелось к тому, что шотландская элита (как не раз случалось с элитами в других странах) самым бесцеремонным образом продала собственную страну Лондону. Крупные землевладельцы сохранили все свои немаленькие привилегии, шотландские купцы и банкиры получили доступ к английской внешней торговле и финансовым операциям за границей. Все остальные, «простой народ», то есть большинство населения страны, получили дырку от бублика.

У Шотландии больше не было ни собственной армии, ни собственного парламента. Правда, шотландским депутатам благородно отвели квоту в английском парламенте: 45 мест в Палате общин (из 513) и 16 в Палате лордов (из 108). Легко понять, что это означало: при решении любых вопросов шотландские фракции всегда останутся в меньшинстве и никаких чисто «своих» решений пробить не смогут. К тому же сохранялось вопиющее неравенство в положении английского и шотландского «электората»: в Англии депутатов мог выбирать каждый, чей годовой доход составлял 40 шиллингов. В Шотландии депутата выбирали несколько десятков «джентльменов». Безусловно, английская система тоже была не подарок и «оставляла за бортом» значительную часть потенциальных избирателей, но шотландская была форменным беспределом, сущим Средневековьем…

Были еще чисто косметические меры, чисто внешние красивости. К трем золотым английским леопардам на гербе Великой Британии (он же и королевский по совместительству) добавили золотого шотландского льва. А на английском флаге, где красовались два креста, символизировавших Англию и Ирландию, появился третий, шотландский, – но простому народу от этого было ни горячо, ни холодно…

И наконец… Шотландия тех времен – страна своеобразная, и без краткого рассказа о тамошних нравах, думается мне, просто не обойтись. Еще и оттого, что это довольно интересно.

Кое в чем Шотландия как две капли воды напоминала иные горные области Кавказа. Шотландские кланы (каждый делился на несколько родов) играли практически ту же роль, что тейпы в Чечне. Каждый шотландец принадлежал к какому-нибудь клану – как сегодня каждый казах принадлежит к одному из трех жузов, казаха без жуза просто не бывает.

Многие видели шотландцев в мужских юбках-килтах из клетчатой ткани-тартана – хотя бы в кинофильмах. Так вот, разные сочетания цветов на килтах не взяты с потолка, а играли ту же роль, что гербы, – у каждого клана свое сочетание, и появиться в килте чужого клана – все равно что дворянину воспользоваться чужим гербом. Когда встречались два незнакомца, не было нужды задавать классический вопрос: «Ой ты, гой еси, добрый молодец! Ты какого будешь роду-племени?» Еще издали можно было определить по килту, к какому клану встреченный принадлежит, – и при необходимости успеть вовремя выхватить палаш-клеймор, если оказывалось, что их кланы враждуют.