По словам знаменитого немецкого историка Г. Дельбрюка, весь XVIII век в Европе был наполнен столкновением двух концепций ведения войн, для которых немецкий автор, по его словам, «отчеканил» названия: «стратегия сокрушения» и «стратегия измора». Причем это не было какой-то отвлеченной дискуссией: на протяжении нескольких веков знаменитые полководцы посредством своих сочинений вели между собой заочный спор, опираясь на собственный военный опыт, а основы этого спора были заложены еще в эпоху Возрождения одним из классических трудов канцлера Флорентийской республики Никколо Макиавелли «Возрождение военного искусства». Под «стратегией измора» подразумевалось, что «полководец выбирает от момента к моменту, добиваться ли ему намеченной цели путем сражения или же маневра. Так что его решения непрерывно колеблются маневра и сражения. Этой стратегии противопоставляется другая, которая направлена на то, чтобы атаковать неприятельские вооруженные силы, их сокрушить и подчинить побежденного воле победителя, — стратегия сокрушения»35. В самом сочинении уже были заложены противоречия. Так, в одном случае автор утверждал: «Центр тяжести войны заключается в полевых сражениях; они составляют цель, ради которой создают армию. Делать переходы, бить врага, становиться лагерем — вот три главные дела войны». Однако тот же автор в противоположность себе высказывал и другие суждения: «Хороший полководец лишь тогда дает сражения, когда его к тому принуждает необходимость или когда представляется благоприятный случай. Лучше победить неприятеля голодом, чем железом, ибо победа гораздо больше зависит от счастья, чем от храбрости»36. Кроме того, Макиавелли стремился к обновлению военного дела путем изучения и восстановления великих традиций Античности. В числе его последователей в этом вопросе в конце XVI столетия были знаменитый военный деятель Нидерландов принц Мориц Оранский и его двоюродный брат Вильгельм Людвиг Нассауский. «Классический труд, на который принцы Оранские преимущественно ссылаются, это „Тактика императора Льва“, появившаяся в 1554 году сначала в латинском, потом в итальянском переводе. В XVIII столетии вышел сначала французский, а затем и немецкий перевод, а принц де Линь назвал это сочинение бессмертным и ставил императора Льва на один уровень с Фридрихом Великим и выше Цезаря»37. Главное, что было заимствовано из античной традиции, — это обучение и строгая дисциплина в войсках, а далее начались бесконечные эксперименты с тактическими построениями. В каждом государстве эти построения зависели от национальных особенностей, к числу которых едва ли не в первую очередь относился способ комплектования армии. Военно-теоретические поиски в Европе на практике оказались напрямую связаны с российской историей: последователем военного искусства Морица Оранского оказался шведский король Густав II Адольф, «который не только воспринял и развил новую тактику, но и положил ее в основу стратегии широкого масштаба»38. Практическим воплощением этих достижений явилось то, что на рубеже XVII–XVIII веков шведская армия считалась в Европе непобедимой: маленькое королевство активно вмешивалось в европейские дела, и горе тому, кто имел своим противником шведов. Еще дядя Густава II Адольфа, король Швеции Юхан III, в ходе Ливонской войны лишил слабого соседа выхода к Балтийскому морю, захватив города Ям, Копорье, Корелу, Орешек, Ивангород. Густав II Адольф, великий полководец, закрепил эти завоевания в Столбовском мире 1617 года, заметив при этом: «Тяжелее всего для русских быть отрезанными от Балтийского моря… Вся богатая русская торговля прибалтийского бассейна теперь должна проходить через наши руки». Первым царям династии Романовых нечего было возразить скандинавскому воителю, одно имя которого наводило ужас на всю Европу: флота у России не было, а сухопутные силы состояли из стрельцов и немногих полков «нового строя», все еще живших по старой пословице: «Дай Бог великому Государю служить, а сабли из ножен не вынимать». Шведы смотрели с пренебрежением на обездоленного соседа и не ждали для себя опасности, когда на престол в Москве вступил младший сын «тишайшего» царя Алексея Михайловича — Петр I, прозванный впоследствии Великим. И конечно же М. И. Кутузов в 1812 году не мог не гордиться сравнением с Петром I, который, сочетая «стратегию измора» со «стратегией сокрушения», одержал решительную победу над шведами в полевых и морских сражениях. Особый склад ума Кутузова позволял ему постоянно держать в памяти огромный поток информации, который он анализировал, сопоставлял, выхватывая нужное решение применительно к ситуации, отбрасывая ненужное. Характеризуя его как полководца, военный историк А. Петров отмечал: «Светлейший князь Голенищев-Кутузов умел соединить в себе две совершенно, по-видимому, несовместимые черты характера — решительность и осторожность, которые он проявлял сообразно обстоятельствам, в которых находился, не гоняясь за блеском победы, но везде руководствуясь расчетом, к ней ведущим. Такой образ действий возможен только при условии обладания тонкой проницательностью, столь ему свойственной, дозволявшей далеко видеть в будущем последствия принимаемых мер. К нему можно применить слова, сказанные А. С. Пушкиным: он был „холодно-горяч“»39.

Спор о стратегических концепциях был отнюдь не праздным. С течением времени армии становились всё более и более многочисленными и «тяжеловесными» и, как следствие, их становилось всё труднее и труднее содержать в мирное время и обеспечивать всем необходимым в военное. «…Не я командую, говорил Фридрих II, а мука и фураж». Полководцы той эпохи задавались вопросами, что важнее и выгоднее: захватить неприятельскую территорию или уничтожить живую силу? вести войну наступательную или оборонительную? сокрушить противника в генеральном сражении или подорвать его силы в ходе затяжной кампании? Монтекукколи, один из любимых авторов А. В. Суворова, считал: «Тот, кто полагает, что может, не вступая в сражения, одерживать успехи и завоевать что-либо значительное, тот сам себе противоречит или, по меньшей мере, высказывает такое курьезное мнение, что оно поневоле вызывает насмешку. Тот, кто выигрывает сражение, не только выигрывает кампанию, но и большой кусок территории. Поэтому лишь бы полководец сумел вступить в бой в хороших условиях, и ошибки, которые он раньше сделал в маневрировании, ему простятся; если ж он погрешил против учения о сражениях, то, хотя бы он в остальных подробностях проявил себя с хорошей стороны, все ж не довести ему до конца войны с честью»40. Тюренн полагал, что лучше наносить возможно больше вреда противнику в открытом поле, чем осаждать и брать города. В рамках двух стратегических концепций решался и вопрос о роли генерального сражения в ходе военной кампании: одни считали, что сражение — кратчайший путь к миру; другие были убеждены в том, что выиграть войну можно и не вступая в битву. Наиболее последовательным и ярким представителем «стратегии измора» считался современник М. И. Кутузова Фридрих Великий, сочинения которого, по словам Г. Дельбрюка, «волнообразно протекают через всю его жизнь, приближаясь то к одному полюсу, то к другому»41. В письме Морицу Саксонскому, сокрушаясь по поводу своего смелого продвижения вперед, результатом чего стала проигранная кампания 1744 года, прусский король писал: «Фабий всегда может стать Ганнибалом; но я не думаю, чтобы Ганнибал мог следовать методу Фабия». В 1759 году, в разгар Семилетней войны, Фридрих размышлял о военных походах Карла XII: «Конечно, бывают положения, в которых приходится давать сражение; но вступать в него надо лишь тогда, когда можешь потерять меньше, чем выиграть, когда неприятель проявляет небрежность в расположении лагеря или в организации марша или когда решительным ударом его можно принудить согласиться на мир. Впрочем, твердо установлено, что большинство генералов, которые легко ввязываются в сражение, лишь потому прибегают к этому средству выпутаться из положения, в которое они попали, что не умеют найти другого исхода. Далеко не ставя им это в похвалу, мы скорее усматриваем в этом признаке отсутствие гениальности». В 1777 году, подводя итоги своим успехам и неудачам, Фридрих II советовал: «Никогда не давайте сражения с единственной целью победить неприятеля, а давайте их лишь для проведения определенного плана, который без такой развязки не мог бы быть осуществлен»42. Ошибкой было бы считать «стремительного короля» неспособным к решительным действиям: в теории он отдавал предпочтение маневрированию, на практике, особенно в Семилетнюю войну, склонялся «к полюсу сражения». Вероятно, эта двойственность теории и практики делала наследие Фридриха II неприемлемым для великого русского полководца А. В. Суворова, известного не только в России, но и в Европе как последовательного сторонника «стратегии сокрушения», получившей законченное выражение в государственной и полководческой деятельности Наполеона Бонапарта, чьи успехи в войнах начала XIX столетия, казалось, посрамили сторонников «стратегии измора». Но забегая вперед отметим, что это было временным явлением. Взгляды сторонников этого направления эволюционировали, подстраиваясь к новым условиям ведения войн: в конечном счете победа осталась за ними. Нельзя не согласиться с мнением британского историка Д. Ливена: потенциал «старорежимных» армий не следует преуменьшать. Мы знаем, к каким необратимым драматическим последствиям привело Наполеоновскую империю столкновение двух стратегий на Пиренейском полуострове и конечно же в России в 1812 году, когда, по крайней мере, трое главных действующих лиц — Александр I, М. И. Кутузов и М. Б. Барклай де Толли — остановили свой выбор именно на «стратегии измора» до того, как возможной сделалась «стратегия сокрушения». Через 30 лет после окончания Наполеоновских войн в Европе, подводя их итог, знаменитый теоретик военного искусства А. Жомини высказал суждение: «Сражения некоторыми авторами преподносятся в качестве главных и решающих характерных особенностей войны. Строго говоря, это утверждение не совсем верно, поскольку армии уничтожаются стратегическими операциями без заранее подготовленных на определенном участке сражений, чередой, казалось бы, незначительных предприятий. Верно также и то, что полная и решительная победа может приводить к таким же результатам и без больших стратегических комбинаций»43.