Кондор пристально окинул профессора взглядом с головы до ног. Он составлял свое собственное представление об этом человеке. И в итоге оно оказалось в пользу Головацкого.

– Хорошо. Я вам верю, господин Кто Бы Вы Ни Были. В трактире ко мне подошел мужчина лет сорока или около того, невысокий, слегка упитанный, с темными волосами. Смуглый цвет лица, раскосые глаза, губы полные, нос… Ну, нос вполне обычный. Без каких-либо характерных признаков. Ну, что вам еще сказать? На нем было темное пальто с этаким отложным воротником и котелок. В правой руке саквояжик имелся. Небольшой такой, малинового цвета… И еще этот человек прихрамывал.

– Прихрамывал? – выпалил в нетерпении из-за спины Кондора Орлов.

Бывший юнкер не обернулся. Он продолжал смотреть в лицо Головацкому.

– Да, немного прихрамывал. На левую ногу, кажется. В общем, вполне респектабельный господин, каким не место в трактире. Это меня и насторожило поначалу. Но, как я уже имел честь сказать вам выше, господин этот был один, и он предложил мне хорошие деньги.

– И вы продали ему кокаин?

– Продал. После чего он сразу ушел, и я не видел его более. Ни после этого, ни до. Так что… – Кондор пожал плечами. – Больше мне вам сообщить нечего.

Матвей Евграфович в задумчивости потянулся к коробке с сигарами. Похоже, что задержанный торговец кокаином действительно описал как раз интересующего их человека. Хромота господина в котелке и черном пальто указывала на то, что именно он мог побывать двумя днями позже в кабинете генерала Корниевича. Это уже что-то.

Головацкий закурил.

– Да-с… – протянул он и тут же обратился к Орлову: – Тимофей, проводи господина Коломенского до выхода.

Кондор поднялся на ноги и шагнул к порогу. Михайлов вынужденно посторонился, но оружия не убрал. Глаза Егора на мгновение встретились с глазами бывшего юнкера. Кондор, как это ни странно, первым отвел взгляд.

– Идемте за мной, – предложил Орлов.

– Присядь, Егор, – негромко бросил Матвей Евграфович, когда двое мужчин вышли, и они с Михайловым остались в кабинете наедине. – И ради бога, спрячь наконец оружие! Какая теперь в нем необходимость?

Михайлов заметно смутился, нелепо покрутил «наган» в руках, словно недоумевая, откуда он мог у него взяться, и быстро спрятал оружие под пальто. Прошел вперед и опустился на краешек стула, минуту назад занимаемого Кондором.

Головацкий вновь повернулся лицом к окну.

– Ты так и не рассказал мне, Егор, что удалось выяснить у ямщика, чья лошадь сбила Антона Антоновича Сербчука.

– А что удалось? – Михайлов нервно поерзал. – Ничего не удалось выяснить. Говорит, Сербчук сам выскочил из темноты, удержать лошадь не получилось. Столкновение, затем ямщик кликнул околоточного и…

– Он никого не видел?

– Нет, – Егор покачал головой. – Я об этом спрашивал, но…

– Я хочу, чтобы ты снова отправился на угол Васюкова и Никитинской, – прервал его Матвей Евграфович, жадно затягиваясь сигарой. Дым почти наполовину скрыл его лицо. Поблескивал только искусственный глаз профессора. – Обойди все трактиры поблизости, опроси жильцов по Васюкова, и по Никитинской тоже. Если кто-то видел в ту ночь или в тот вечер невысокого человека лет сорока, прихрамывающего на левую ногу, я хочу знать об этом. Если убийца существует, он – не невидимка. Да-с… А нам сейчас, Егор, нужно хотя бы как можно больше доказательств того, что эта личность мелькала и близ Корниевича, и близ Сербчука. Я хочу быть уверенным, что… – В кабинет вернулся Орлов, и Матвей Евграфович моментально переключил свое внимание на него: – А ты, Тимофей, будь добр, съезди еще раз в дом Корниевича. Поговори с адъютантами, с прислугой… Не мог же наш хромой незнакомец проникнуть в дом никем не замеченный. Его должны были видеть если не в самом доме, то хотя бы вблизи него.

Орлов разочарованно качнул головой в знак согласия. Его версия относительно того, что убийцей генерала Корниевича мог оказаться погибший чуть позже капитан Симаков, не выдержала испытаний. Под описание, данное Кондором, Симаков никак не подходил. И тем не менее гибель капитана на дуэли по-прежнему выглядела подозрительно. Тимофей не стал говорить об этом Головацкому. Профессор и сам все прекрасно понимал. Это было написано у него на лице. Такое сосредоточенно-задумчивое выражение появлялось у Матвея Евграфовича лишь тогда, когда он чувствовал, что разгадка находится где-то рядом, но недостающие звенья в цепи не позволяли воссоздать целостность картины. Профессор силился отыскать эти звенья, но пока не получалось.

– А заодно постарайся ненавязчиво выяснить, что это за мужской клуб такой, в котором состоял покойный генерал. Я сомневаюсь, что с тобой будут готовы поделиться данной информацией, но всякое может быть. Всякое, Тимофей. Да-с… Ты уж расстарайся, любезный. Начни издалека. Дескать, что могло связывать Корниевича с Сербчуком. Ищите, господа, ищите, – Головацкий теперь обращался к обоим молодым людям. – Ройте, копайте. Я не могу делать все в одиночку. А ежели вы не в состоянии ничего нарыть, так и скажите! Распишитесь в собственной беспомощности, господа, и делу конец. Да-с…

Подобная тирада также была в духе Матвея Евграфовича. И Орлов, и Михайлов знали, что в эту секунду профессор злится не столько на них, сколько на себя самого. В такие минуты лучше всего было оставить Головацкого наедине со своими мыслями.

– Мы расстараемся, профессор.

Орлов отвесил легкий полупоклон и первым ретировался из кабинета. За ним последовал и Михайлов.

Головацкий вынул изо рта потухшую сигару, бессмысленно посмотрел на нее, потянулся было за спичками, но в последний момент передумал. Сигара плавно приземлилась на краешек пепельницы, стоящей на подоконнике. Матвей Евграфович поднялся и задернул шторы. Кабинет погрузился во мрак. Профессор прошел к двери, открыл ее и спустился на первый этаж. Супруга его, Ульяна Дмитриевна, оторвалась от журнала и подняла глаза на Матвея Евграфовича. Озабоченное выражение лица профессора не ускользнуло от ее взгляда.

– Что случилось, Матвей?

Головацкий огляделся по сторонам в поисках дога, но пес, как назло, куда-то запропастился. Матвей Евграфович мог припомнить, что видел последний раз любимого своего питомца не менее полутора часов назад. Общество дога, как это ни парадоксально, было бы сейчас предпочтительнее для Головацкого, нежели общество Ульяны Дмитриевны, которая, по существу, не интересовалась ничем, кроме модных заграничных журналов и городских сплетен. Профессор недовольно поморщился, но все же опустился рядом с супругой на диванчик. Ульяна Дмитриевна покорно сняла босые ноги с подлокотника, освобождая Головацкому место.

– Ты выглядишь мрачнее тучи, дорогой. Это из-за того дела, которым ты сейчас занимаешься? Те господа, что… Они уже ушли?

– Ушли, – Матвей Евграфович оставил без внимания первый вопрос супруги.

Но Ульяне Дмитриевне, похоже, наскучило одиночество, и она была совсем не прочь поговорить с мужем.