Глядя на неё в этот момент, я была, как говорится, готова руку дать на отсечение, что она сейчас разговаривает мысленно. Ох, и что-то мне подсказывает, что с моим обаяшкой она и говорит! А вот и ответ на мой вопрос! Степан Арнольдович слышит мысли других не только, когда сидит рядом.

О-хо-хо шеньки!! Никакого приватного общения с прислугой!

Я вздохнула и стала раздеваться, чтобы принять уже, наконец, душ. Я ничего не знаю об их мире и, может, вот сейчас нарушила какой-нибудь их закон, а бедная женщина за это расплачивается. Надо будет потом попросить обаяшку не наказывать её. С этой мыслью я и шагнула под душ.

Стоя под струями воды, я мысленно спросила у Степана Арнольдовича, да чего уж там, у своего обаяшки, ну, раз уж он всё равно слышит мои мысли:

– Не стыдно за девушками подслушивать? Тем более, когда они в душе? А если бы мы секретничали?

И вдруг я, мысленно же и услышала:

– Не по рангу тебе, моя госпожа с прислугой секретничать!

От неожиданности я чуть не завизжала. То, что я смирилась с тем, что он слышит мои мысли, это, как говорится, одно дело. Но вот то, что и я могу слышать его голос у себя в голове – это уже совсем другое!

– А ты и так можешь? Или это я, однако, могу? – от неожиданности я перешла на "ты". Хотя, смешно было бы говорить "Вы" мысленно, да ещё находясь при этом обнаженной.

Ответом мне послужил его смех.

– А что ты, собственно, смеешься? А вот тут голая стою, ты это тоже видишь?

– Женщина, твоё счастье, что я чту наши традиции. Не искушай! – ответили мне каким-то вибрирующим голосом.

– Скажи, а ты всегда слышишь мои мысли? Просто я хочу понимать, я наедине сама с собой совсем не могу остаться?

– Просто ты слишком громко думаешь! – усмехнулись мне в ответ, – это как человек, говорящий в толпе сам с собой вслух.

– Хочешь сказать, что не только ты слышишь мои мысли? – ужаснулась я, – а кто ещё? Котофей, тьфу, Арчибальд, Мирта, твой водитель? Они все меня слышат??

– Нет, водитель и Мирта не могут слышать тебя. В нашем мире они простолюдины. Им не дано слышать мысли. Даже несмотря на то, что они дети межклановых браков.

– Ясно, – ответила машинально, хотя, на самом деле ничего мне не было ясно.

– Кристина, ужин готов, – закончил наш странный разговор Степан Арнольдович.

– Да, сейчас буду! Я уже одеваюсь! – я ответила, не задумываясь, и тут же получила новую порцию вибрирующих звуков.

А звуки, между прочим, действовали на меня очень странно, они отзывались во всем теле, разливаясь желанием внизу живота. Да что ж такое-то? Скорей бы уже месячные начались, честное слово! Нельзя же так, в самом деле, на мужчину, пусть и с такой экзотической внешностью, реагировать!

Мирта ждала меня за дверью.

– Госпожа, я позволила себе непозволительное поведение с Вами. Простите меня! – Мирта не поднимала на меня глаз.

Ну, точно, она получила выговор за те мои обнимашки с поцелуями. Нет, так нельзя! Из-за меня, точнее, моего незнания всех нюансов, принятых в их мире, не должен никто страдать.

Я вытерлась полотенцем сама, как делала это всегда, остановив Мирту, порывающуюся помочь мне. Отметила про себя, что кожа после странного геля для душа, которым я воспользовалась, была словно бархатная. Странность его была ещё и в том, что он был не в бутылке, как обычно у нас, а в стеклянной баночке. Тот, что я выбрала, был неестественного ярко-розового цвета, но запах имел очень тонкий, что меня полностью в нем устроило, и я смело им и воспользовалась, нанеся его на тело руками. Надеюсь, что я ничего не нарушила, вымывшись именно им.

– Следуйте за мной, госпожа! Я проведу Вас в столовую!

– Мирта, скажи, Степан Арнольдович отругал тебя за нашу беседу там, в ванной комнате? – задала я ей вопрос, когда она уже вела меня в столовую.

– Нет, госпожа. Я сама виновата. Я не должна была говорить с Вами в таком тоне.

– Или ему не понравилось, что я тебя обняла и поцеловала? Мирта, так просто я не отстану!

– Нет, госпожа. Я сама виновата.

– Мирта, да что ты заладила как кукла! В нормальном тоне ты со мной разговаривала! И это я, по незнанию своему, позволила себе лишнего с обнимашками своими и поцелуями. Так что это ты прости меня, если тебя из-за меня отругали.

– Госпожа, Вы слишком добры ко мне!

Я услышала всхлип.

– Мирта, ты плачешь? Да погоди ты! – я схватила женщину за руку, а увидев её испуганный взгляд на мою руку, держащую сейчас её за кисть, взялась крепче, – я не хочу и не буду причиной, по которой тебя ругают! Пошли!

Я шагнула в том же направлении, куда меня только что вела Мирта. Да, собственно, мы уже и пришли. В столовую, к слову украшенную точно такими же розами в каплях дождя, что красовалась на моей тунике, я влетела фурией, продолжая держать Мирту за руку.

Арчибальд и Степан Арнольдович, забодай его комар, стояли у окна. Явно ожидая моего появления в столовой. И появиться я должна была, судя по их удивленным лицам, здесь одна, и уж точно не за руку с Миртой. Я видела, что стоять моему шефу было явно тяжело, сейчас он стоял, опираясь только на свою трость. Но и спускать ситуацию с Миртой на тормозах я не собиралась. А потому, не давая возможности открыть ему рот, я выпалила:

– Мирта ни в чем не виновата! Это я сама всё начала – и разговоры по душам, и объятия. У нас принято в порыве чувств обнять собеседника и даже поцеловать его. Я, не зная традиций вашего мира, позволила, должно быть, себе лишнего. Я не хочу, чтобы она была наказана из-за моего невежества!

– У вас говорят: "Незнание закона не освобождает от ответственности!" Верно? – шеф сверлил меня своими черными глазами, – Вы не знали, но она их знает, – он только чуть повел головой в сторону бедной Мирты, но она и от этого вся сжалась в комок и попыталась высвободить свою руку из моего захвата.

– Это не честно! – выдохнула я. Весь мой боевой настрой улетучился мгновенно, едва я оказалась под прожигающими лучами его глаз. Получилось это как-то жалобно и совсем уж по-детски, – тогда уж и меня наказывайте. У нас говорят: "Друг познается в беде". Я не знаю, имею ли я право заводить себе друзей из вашего мира, но врагов я уж точно не желаю себе заводить.

Меня ещё посверлили глазами. Я не могла оторвать взгляда от его непроходимо черных глаз. Но спустя несколько мгновений я поняла, что моя просьба услышана, и шеф сменил гнев на милость. Как я это поняла? Всё просто – чернота его глаз стала не такой густой и колючей, сменившись на мягкую и бархатную. Степан Арнольдович первый отвел глаза, переведя свой взгляд на Мирту, и произнес ледяным, пробирающим своим холодом до костей, тоном:

– Хорошо. Она не будет наказана и вернется к выполнению своих обязанностей. Но это только потому, что сегодня Вы, Кристина, первый раз в моем доме, и Ваше слово – закон. Отныне она служит Вам.