Усилиями благонамеренных проституция была запрещена в Америке уже в начале XX века во всех штатах, кроме Невады. В крупных городах полиция даже завела специальные «Отделения по борьбе с пороком». Сотрудницы этого отдела, напялив короткие юбки и взгромоздившись на высокие каблуки, фланируют по темнеющим улицам, подлавливая истосковавшихся по ласке мужчин. Дальше следует арест, ночь в камере, короткий суд, штраф, а для рецидивиста возможно и тюремное заключение.

В 1980-х годах возникло не очень многочисленное, но очень живучее движение, называющее себя «Любовь без границ» (Love without Limits). По словам неофициального лидера этого направления Деборы Анапол, в цивилизованном мире моногамия превратилась в миф, ибо практически не осталось людей, которые прожили бы всю жизнь с одним партнёром, никогда не нарушив обета верности. Разве так уж страшно, если кто-нибудь выберет жизнь в группе любящих друг друга мужчин и женщин, вместо того чтобы прятаться в мотелях и на автомобильных стоянках?[63]

Здесь будет уместно выйти из рамок сегодняшнего дня и взглянуть на устройство семьи у других народов и в другие века.

Творец, которого сегодняшний вербальный этикет велит именовать Природой, создавая живые существа, должен был озаботиться тем, чтобы они исправно воспроизводили себя, рожали новые поколения. Взаимное влечение самцов и самок исправно служило этой цели вот уже несколько миллионов лет, следуя принципу «чем больше, тем лучше». Но возникновение человеческого социума усложнило задачу. Социуму было нужно, чтобы люди не только рожали детёнышей, но чтобы они заботились о них и дальше, охраняли, защищали, обучали трудовым навыкам, приучали к правилам взаимоотношений с соплеменниками.

У всех известных нам племён и народов для этой цели возникали те или иные формы семейных союзов. Не обязательно главой этих союзов был мужчина. Рудименты эпохи матриархата сохранились до сих пор в обычаях племён, придерживающихся полиандрии (одна жена имеет несколько мужей): масаи в Африке, шерпа в Азии, гиляки на Сахалине, обитатели Тибета. Однако к XXI веку моногамная форма сделалась доминирующей на земном шаре.

Тут-то и возник мучительный конфликт между зовом природы – «чем больше, тем лучше» – и требованием социума – «сохранять верность одному супругу». Оказалось, что примирить эти два принципа очень нелегко. В древности применялись довольно крутые меры для сохранения семьи: побивание камнями «изменниц» у иудеев, утопление в болоте у галлов-франков, обезглавливание у мусульман, выжигание позорного клейма у европейцев. Католическая церковь запрещала разводы, поэтому любвеобильным мужчинам не оставалось иного выхода, кроме убийства жены или хотя бы отправки её в монастырь. Кто знает: если бы Генриху Восьмому разрешили разводиться, а Мартину Лютеру, изнывавшему в монастыре под обетом безбрачия, разрешили жениться, может быть, протестантская революция не запылала в Европе XVI века и не расколола мир западного христианства надвое.

Сегодня в цивилизованных странах цельность семьи пытаются сохранять при помощи одних только моральных увещеваний. Облегчение развода считается достаточным средством для утоления зова природы. Однако опыт последних десятилетий явно показывает, что развод – не панацея. Миллионы мужчин и женщин продолжают ценить свои отношения друг с другом, семейное тепло и не знают, как совместить эти чувства с другим зовом природы: неудержимой тягой к новизне. Скандальная хроника любовных «измен» актёров, министров, президентов, банкиров, дипломатов, музыкантов, принцев и принцесс, рискующих крахом семьи и карьеры ради нескольких украденных объятий, ясно показывают нам, насколько могуч этот второй зов.

Если когда-нибудь будет написано исследование «Наркотик новизны», материалом для первых глав его вполне могли бы послужить персонажи и судьбы, включённые уже в Ветхий Завет.

Что заставляло библейского Иакова покидать шатёр любимой жены Рахили, проводить ночь с менее любимой Лией, а потом отвлекаться ещё и на служанок? Наркотик новизны.

Что толкало царя Давида, при всех его жёнах и наложницах, добывать себе ещё и Вирсавию, подстраивая убийство её мужа? Наркотик новизны.

Почему царь Соломон неутомимо пополнял свой гарем моавитянками, идумеянками, сидонянками, хеттеянками и не мог остановиться? Всё потому же.

Из-за чего впал в тоску мудрый царь Экклезиаст? Из-за того, что увидел: «Нет ничего нового под солнцем» (Ек. 1:9).

Особое внимание в исследовании «наркотика новизны» должно быть уделено нашим отношениям с произведениями искусства. Разве кому-нибудь придёт в голову требовать, чтобы человек наслаждался всю жизнь только музыкой Моцарта, только стихами Пушкина, только пьесами Шекспира, только фильмами Феллини? Почему же мы ждём, что кто-то может быть удовлетворён жизнью с одним-единственным партнёром?

В массовых празднествах многих народов явно просвечивают попытки утолить жажду человека к новизне в сексуальных отношениях. Вакханалии у древних греков, храмовые оргии у вавилонян, карнавалы и маскарады в Средневековой Европе, ночь на Ивана Купалу у славян – всё это давало выход второму зову природы.

В последнем томе нашего воображаемого исследования должны появиться президент Франклин Рузвельт с Люси Мерсер и Мисси Лехэнд, президент Джон Кеннеди с Джудит Кэмпбелл-Эснер, Марлен Дитрих и многими другими, президент Билл Клинтон с Джениффер Флауэрс, Полой Джонс и Моникой Левински. Но особого внимания заслуживает история отношений Ричарда Бартона и Элизабет Тэйлор.

Когда эти двое встретились в Италии в 1962 году на съёмках фильма «Клеопатра», оба состояли в браке, имели детей. Роман между ними загорелся неудержимо. Возможно, он ещё разогревался пылкими словами диалога, которыми обменивались Антоний и Клеопатра под объективом кинокамеры.

– В тебе соединилось всё, что я люблю на этом свете!

– Мир без тебя, Антоний, это мир, в котором я жить не хочу!

Разрыв с прежними супругами дался обоим нелегко, на него ушло два года. Но весной 1964 года обряд бракосочетания был совершён: для Бартона во второй раз, для Тэйлор – в пятый.

Дальше начинается десятилетие, заполненное съёмками в лучших голливудских фильмах, миллионными гонорарами, попойками, смертельными ссорами, разрывами и пылкими возвращениями друг к другу. Первый развод они оформили в 1974 году, но год спустя снова кинулись друг к другу и поженились во второй раз в новой-новой стране – африканской Ботсване. Их окружали новые звери – бегемоты и носороги, а новизна обстановки усугублялась тем, что в бедной столице Габороне никто не видел их фильмов, никто не узнавал на улицах и не просил автографов.

Увы, через год новизна испарилась, они снова развелись, завели новых партнёров. Только через несколько лет, когда третья жена оставила спивающегося Бартона, Элизабет примчалась к нему и была готова выйти за него в третий раз. Он снова был для неё новым, непредсказуемым, бесценным. В их драме жажда наркотика новизны являет себя с наглядностью научного эксперимента, они приносят наркотику в жертву душевную близость, тепло, взаимопонимание и любовь, которая жила в их сердцах до конца жизни обоих.