Фотография в надувной лодке изображает вопиющее нарушение правил: ни на отце, ни на дочери нет спасательного жилета. Так и ждёшь, что из-за обреза выскочит рейнджер и выпишет штрафной билет. Эти стражи порядка часто демонстрируют усердие, выходящее за рамки рационального. Их роль – поддерживать порядок, охранять мирных граждан. Но воры, грабители и насильники редко выбирают парк местом своих преступлений. Рейнджерам приходится отыгрываться на людях законопослушных, дружелюбных, благонамеренных. А это требует известной изобретательности.

Во время пикника в Харриман-парке, расположенном к северу от Нью-Йорка, наша приятельница устроилась со своим бутербродом в переносном кресле, поставив его у воды. Рейнджер пошёл к ней и приказал вернуться «в отведённое для еды место», то есть в густое и шумное скопление столов и дымных жаровен.

В другой раз рейнджер в Пенсильванском парке отыскал меня, сидящего с удочкой у ручья, и объявил, что моя машина неправильно припаркована на стоянке. Он заставил меня – семидесятилетнего – вскарабкаться обратно к месту въезда на довольно крутой холм и переставить автомобиль. Пикантность состояла в том, что на обширной стоянке других машин не было.

На фотографии с варкой ухи запечатлено деяние, за которое можно схлопотать обвинение в поджоге леса. Никаких костров! Огонь разводить только в специальных металлических коробках с решёткой наверху, установленных рядом с врытыми в землю столами и скамьями.

Действительно, гигантские лесные пожары случаются в Америке каждый год и приносят огромный урон. Но вот группа учёных лесоводов обратила внимание на интересный феномен: когда спиливают старое дерево, видно, что на срезе примерно каждый двадцатый круг темнее других. Была выдвинута теория, что это следы пожаров, пережитых деревом в соответствующий год. Эти ограниченные пожары, случавшиеся от чьей-то небрежности или от молнии, уничтожали мелкий валежник, кусты, сухостой, а крупные деревья выживали. Но решительная борьба с мелкими возгораниями привела к тому, что горы горючего материала накапливались в лесной чащобе годами.

Они-то потом и порождали огонь такой интенсивности, что воспламенялись и большие здоровые деревья, превращая округу в пылающий вулкан.

Однако даже в кострах и пожарах не содержится такого количества потенциальных «преступлений», как в кастрюльке с пойманной рыбкой. Ибо главным объектом преследований для рейнджеров являются охотники и рыболовы. Эти окружены таким количеством запретов, правил, ограничений, что обнаружить нарушение и покарать за него не составит труда. Гонения на охотников я знаю только понаслышке, но, будучи с детства страстным рыбаком, нахлебался в Америке унижений и угроз от рейнджеров без счёта.

Теоретически их задачей является охрана рыбных богатств страны. Категорически запрещено использовать сети и, уж конечно, глушить рыбу взрывчаткой. Большинство американцев настороженно относится к породам, которые невозможно превратить в филе без костей. Из пресноводных они включают в меню только форель, лосося, налима (catfish). Изредка на прилавках магазинов можно увидеть корюшку (smelt) или дальнего родственника сига (shad). Щук, окуней, судаков, карпов и всякую костлявую мелочь станут есть только иммигранты. Но и эти породы окружены строжайшими правилами, указывающими разрешённый вес, размер, количество, сезон ловли.

Однажды мне удалось вырваться на рыбалку в Харриман-парк в будний день. Уже минут через двадцать неведомо откуда рядом со мной возник рейнджер в форменной зелёной шляпе с полями. Первым делом он направился к моему ведёрку и выплеснул его содержимое на землю. Три пойманные рыбёшки размером с ладонь забились на траве. Он аккуратно замерил их и вежливо объявил, что я совершил три нарушения правил, но он выпишет штраф как за два. Окей?

Похоже, он искренне ждал благодарности от нарушителя. Но старый хрыч не оценил доброты стража порядка. Он заявил, что всё это совсем не «окей». Он практически стал орать на лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей. Он обзывал его мелким тираном, отравляющим жизнь мирных граждан. Он кричал, что, если даже всё население Америки выйдет с удочками на берега рек и озёр, это и на одну тысячную не уменьшит число костлявой мелочи, которую вы объявляете нуждающейся в защите. Что никакой нормальный человек не может запомнить все правила, меняющиеся от года к году и от штата к штату. Что разжиревшие, никем не избранные бюрократы сидят в своих кабинетах и выдумывают всё новые и новые запреты, чтобы оправдать своё существование. А вы, молодые и здоровые люди, рвётесь на тёплую и безопасную работу – штрафовать детей и пенсионеров, вместо того чтобы заняться охотой за преступниками и террористами.

Ошеломлённый рейнджер дописал свой штрафной билетик, положил его на пустое ведёрко и молча удалился. Конечно, рыбалка была безнадёжно испорчена. Дома я жирно написал на квитанции «не виновен» и отправил по указанному адресу, приложив письмо, в котором излил свой клокочущий гнев. «Все эти запреты и ограничения не имеют никакого отношения к охране природы, – писал я. – Большинство рыб, снятых с крючка и отпущенных в воду, всё равно погибнут. Но бюрократы в своих кабинетах будут штамповать всё новые и новые правила, чтобы оправдать свою позицию и зарплаты».

На вызов в суд не ответил, штраф платить не стал. И ничего – весь конфликт истаял без всяких последствий.

Если не считать комка в горле, безотказно набухающего у меня при виде любого «защитника окружающей среды» в зелёной шляпе с полями.

Охрана рыбных богатств океана ведётся ещё более свирепо. Да, мы знаем, что там за горизонтом, в нейтральных водах японский траулер тянет за собой многомильную капроновую сеть, которая губит всё живое. С траулером мы ничего поделать не можем. Но мы отыграемся на любителях. Рыбак, выезжающий на своей лодочке в океан, – забудь о своём конституционном праве на защиту от несанкционированного судьёй обыска. В любую минуту к тебе может подлететь моторка с защитником камбал, трески, полосатых басов, порги, переворошить твой улов и наверняка найти что-нибудь, подлежащее жирному штрафу.

Большинство американцев давно смирилось с этим террором и предпочитают сразу выбрасывать пойманное обратно в воду без разбору. Я мог бы перестать покупать крючки – столько раз извлекал их из брюха потрошимых рыбёшек. Кажется, к обществам защиты пушных зверей уже добавились группы борцов с мучителями-рыболовами. На экране телевизора увидел сердобольную тётку, кричавшую на испуганного рыбака: «А вам бы понравилось, если бы вы потянулись за яблоком, и тут с неба упал железный крюк и вонзился вам в горло?!»

Однако для русского человека отказ от вековой традиции поедания улова невозможен. Это священный завершающий ритуал. Уберите его – и всё счастье рыбалки испарится. С годами я отработал целый набор приёмов, как прятать «незаконную» добычу в кустах и потом незаметно уносить её в автомобиль, где обыск пока запрещён даже рейнджерам. Но в последние годы решил перейти на ловлю исключительно в частных прудах, где ты платишь за вход и куда рейнджерам путь заказан.

Вообще законопослушность американцев поразительна. Страна покрыта лесами, но вход в них практически закрыт. В грибной сезон мы постоянно наталкивались либо на проволочные ограды, либо на плакаты с надписью «Не входить», прибитые к каждому пятому стволу на опушке. Ни у кого это не вызывает протеста. А что там делать – в лесу? Только обожжёшься ядовитым плющом или подхватишь смертельно опасного энцифалитного клеща. Мы уж лучше проведём выходной около собственного, хорошо продезинфицированного бассейна, – как славно!