— Они украшали крыши голландских фермерских домов. Некоторые называют это народным искусством. Мой дед думал, что они значат нечто большее и их истинный смысл потерялся с течением веков, поэтому они находятся здесь.

— После поражения Вермахта?

Он ощутил ее мгновенно вспыхнувшее раздражение:

— Мой дед был ученым, а не нацистом.

— Знаете, сколько человек уже пытались оправдаться подобным образом?

Казалось, она и не заметила его колкости.

— Что вы знаете об арийцах?

— Достаточно. По крайней мере, я знаю, что это понятие появилось не благодаря нацистам.

— Снова ваша эйдетическая память?

— Вы просто кладезь информации обо мне.

— Я уверена, что вы соберете информацию и обо мне. Если решите, что это стоит вашего времени.

— Ладно, рассказывайте, — милостиво разрешил Малоун.

— Общее представление об арийцах, расе высоких, стройных, мускулистых людей с золотыми волосами и голубыми глазами, появилось в XVIII веке. Это произошло, когда ученые заметили генетическое сходство древних языков. И вы должны это оценить. Первым из них был британский юрист, служивший в Верховном суде Индии. Он изучал санскрит и выявил его сходство с древнегреческим и латынью. Тогда и было придумано слово «арии»; в переводе с санскрита оно означает «благородный». Именно это слово было использовано для описания некоторых индийских племен. Все больше ученых начали замечать сходство санскрита с другими языками и начали использовать термин «арийцы», чтобы описать эту языковую группу.

— Вы лингвист? — спросил Малоун.

— Едва ли, но дедушка знал эти вещи.

Доротея указала на одну из каменных плит. Наскальная живопись. Человеческая фигурка на лыжах.

— Это из Норвегии. Предположительно четыре тысячи лет до нашей эры. Остальные примеры, представленные здесь, привезены из Швеции. Вырезанные круги, диски, колеса. Для дедушки это был язык древних арийцев.

— Это абсурд.

— Точно. Но дальше будет только хуже.

Она рассказала ему о блестящей нации воинов, когда-то мирно жившей в долинах Гималаев. Некое событие, потерявшееся в истории, заставило их отказаться от мирного существования, и они стали завоевателями. Часть двинулась на юг — и завоевала Индию. Остальные хлынули на запад и вышли к холодным, дождливым лесам Северной Европы. Со временем их язык ассимилировался и стал похож на язык местного населения. Нам ничего не известно о них, даже как назывались эти племена. И так продолжалось вплоть до начала XIX века. Германская литературная критика дала таковое только в 1808 году — арийцы. Другой германский писатель, не имея исторического или лингвистического образования, объединил арийцев со скандинавами, полагая, что это одно и то же. Он написал серию книг, ставших немецкими бестселлерами в 20-х годах XX века.

— Полный нонсенс, — продолжила Доротея. — Никакой фактической основы. Но так или иначе — арийцы. По сути, это мифические люди с вымышленной историей и придуманным именем. Но в 30-х годах нацисты ухватились за эту романтическую историю. Слова «арийцы», «нордический» и «германский» стали использовать как взаимозаменяемые. Это сохранилось и по сей день. Идея о русоволосых завоевателях-арийцах нашла у немцев глубокий отклик — просто потому, что она апеллировала к их тщеславию. Итак, безвредное лингвистическое расследование стало сокрушительным инструментом расистов. Это стоило жизни миллионам и заставило немцев делать ужасные вещи, которые они никогда не совершили бы при другой власти.

— Это древняя история, — заметил Малоун.

— Позвольте, я покажу вам то, что не относится к древней истории.

Доротея повела его мимо экспонатов к пьедесталу, поддерживаемому четырьмя разбитыми камнями. На них были хорошо заметны глубоко вырезанные знаки. Коттон наклонился и попытался рассмотреть их поближе.

— Они такие же, как и на пергаменте, — сказал он. — Те же изображения.

— Точно такие же, — подтвердила Доротея.

Малоун выпрямился.

— Какие-то скандинавские руны?

— Это камни из Антарктиды.

Книга. Камни. Неизвестные письмена. Его отец. Ее отец. «НР-1А». Антарктида.

— Чего вы хотите? — наконец произнес он.

— Дедушка нашел эти камни там и привез их сюда. Мой отец потратил свою жизнь, пытаясь расшифровать их. — Она взяла в руки книгу. — Эти слова. Оба были безнадежными мечтателями. Но мне надо понять причину, побудившую их посвятить свои жизни разгадке этой тайны. Вам необходимо узнать, за что погиб ваш отец. Мы должны разгадать то, что дедушка называл Karl der Groe Verfolgung.

Малоун про себя перевел: «Искания Карла Великого».

— Откуда вы знаете, что что-нибудь из этого имеет связь с субмариной? — задал он следующий вопрос.

— Отец оказался там не случайно. Он был не только частью происходящего, а фактически причиной, побудившей командование направить субмарину именно туда. Я пыталась получить засекреченный отчет по «Блазеку» десятилетиями, и все безуспешно. Но теперь он есть у вас.

— Вы все еще не рассказали мне, откуда вам это известно.

— У меня есть источники в военно-морском флоте. Они и поведали мне, что ваша бывшая начальница, Стефани Нелл, получила отчет и отправила его вам.

— И это все еще не объясняет, откуда вы узнали, что я именно сегодня буду на горе.

— Как насчет того, чтобы на время оставить эту загадку?

— Вы послали тех двоих, чтобы украсть отчет?

Она кивнула.

Коттону не нравилось ее отношение, но, черт возьми, он был заинтригован. Он находился в подвале баварского аббатства, был окружен древними камнями с непонятными письменами и смотрел на книгу, предположительно принадлежавшую Карлу Великому, которую невозможно было прочесть. Если все, что сказала Доротея Линдауэр, было правдой, то вполне могло случиться так, что и гибель отца как-то с этим связана.

Но иметь дело с этой женщиной было бы чистым сумасшествием. Он в ней не нуждался.

— Если не возражаете, я пойду. — Коттон повернулся к выходу.

— Совершенно с вами согласна, — сказала Доротея, когда Малоун уже подходил к двери. — Вы и я никогда не смогли бы работать вместе.

Он остановился.

— Больше никогда не оказывайте на меня давления.

— Guten Abend, Herr Malone.[15]

Фюссен, Германия

20.30