— Госпожа Коул?

Я слышала, как она возится в дальнем углу, и пошла туда. Ряды между посадками были идеально чистыми — и это несмотря на то, что девочки приходили в теплицы на дежурство лишь дважды в неделю. Госпожа Коул ухаживала за всем сама.

— Кто здесь? — В ее голосе не было ни намека на испуг. — Мэдисон? Мне надо снять листья калвии, если хочешь, можешь помочь. Возьми перчатки.

— Это я, госпожа Коул. Стефани.

Она оглянулась на меня, как мне показалось, разочарованно. Потом выпрямилась, аккуратно сложила собранные колючие листья на деревянный поднос, покачала головой.

— Не вздумай уговаривать меня переселиться в ваши хоромы.

От запахов у меня начала кружиться голова, но сесть было некуда, и даже опереться я ни на что не могла. Госпожа Коул поняла мое замешательство.

— Пойдем, — кивнула она, стащила перчатки и бросила их на поднос рядом с листьями. — Но времени у меня немного, надо успеть все собрать, пока калвии не переспели и не покрылись пятнами.

Мы прошли вдоль ряда низкорослых кустов, сейчас уже ощипанных и выглядящих уныло, и я знала, что этот урожай поможет нам на следующий год продержаться с полмесяца, учитывая и провиант, и дрова. Госпожа Коул двигалась гораздо ловчее, чем госпожа Лидделл, но, может, здесь ей даже дышалось легче, что нельзя было сказать обо мне. Пока мы дошли до полутемного сейчас класса и оказались в конце концов в небольшом рабочем кабинете госпожи Коул, голова у меня разболелась не на шутку.

— Дело привычки, — понимающе сказала госпожа Коул и полезла в шкафчик. — На вот, держи, — она протянула мне прозрачную баночку, полную мелких зеленоватых шариков из спрессованных трав. — Помогает от головокружения.

Я послушно сунула в рот шарик. Он был сладкий, скорее приторный, и в первые секунды мне стало еще хуже чем было, зато потом боль и помутнение резко ушли, и я улыбнулась.

— Ты не просто так пришла, верно? — спросила госпожа Коул, занимаясь теперь чайником на крохотной плитке. — Послал наш красавчик или нужно что-то в аптечку?

— Ни то, ни другое. — Я не представляла, с чего начать разговор, но отступать было поздно и некуда. — Но неужели вам правда не страшно?

Госпожа Коул невесело усмехнулась.

— Страшно? Девочка, я до сих пор не простила себе и никогда не прощу, что отпустила Лайзу одну, а ты говоришь, что я должна чего-то бояться? Сюда прибегут дурные лошади? С неба прольются хляби? Чего мне бояться?

Я вспомнила, что она говорила Лэнгли.

— Вы сказали директору, что вас бесполезно пугать. Тогда, в кабинете, когда я вошла…

— Это не он пугал, — отмахнулась госпожа Коул, — а непутевый Арчи. Прибежал ко мне, визжа как свинья, вопил, что Криспина убила лошадь. Тоже новости — не удивлена. — Она со вздохом села напротив меня. — Я что с травами, что с лошадьми с детства, не надо путать, кому ласка нужна, кому твердая рука. Тем более что пару раз я беднягу уже лечила.

Наверное, у меня было очень изумленное выражение лица, потому что она пояснила:

— Лошади нашего Криспина не ставили ни во что. Сколько я тут работаю? Восемь лет? В первый мой год ему жеребчик рассадил лоб, потом — хорошо, что Почтенная Джонсон была рядом — вот та самая кобыла, которая сейчас его добила, то ли ударила, то ли сбила, пришлось накладывать шину на руку. А уж сколько раз Криспин сам за снадобьями прибегал, не упомнить. Жалко, конечно, но что с дурачка взять. А старик вроде Фила с лошадьми уже не управится, и молодого парня в здравом рассудке сюда не возьмешь.

Она помолчала, и мне показалось, мы подумали об одном и том же. О Лэнгли. Я посмотрела на чайник за спиной госпожи Коул — он начинал уже закипать.

— А Арчи кричал о каком-то зле?

— И несло от него — можешь поверить. — Госпожа Коул встала, подошла к своему шкафчику, вытащила заварочный чайничек и принялась колдовать с травами. — Директор человек новый, лучше поверить в любую ересь. Сказал, что мне безопаснее находиться в Школе, пока не выяснят, что к чему. Два вопроса, девочка, кто будет выяснять и что мне угрожает?

Я понятия не имела. Мне никто ничего толком не сказал, но я надеялась, что уйду от госпожи Коул не с пустыми руками. Вернее, не с пустой головой. Мне нужна была информация.

— Арчи рассказал вам, что это за зло?

Госпожа Коул налила кипяток в заварочный чайник, удовлетворенно кивнула, вытерла руки о передник и снова села.

— Я могу только догадываться. Старая байка про повешенного.

Я насторожилась. Про повешенных мне уже говорила госпожа Джонсон, но она ни сказала ни слова о том, что этот Юджин был кем-то большим, чем обозлившимся на сестру и отца человеком.

— Когда-то, — нехотя, словно выдавая мне чью-то тайну, произнесла госпожа Коул, — здесь лютовала некая Вероника. Как и положено, сперва лютовала, потом раскаялась, а может, скрылась в монастыре, чтобы не угодить на плаху. За свои зверства свалила вину на брата. Тот был байстрюк, кто за него стал бы вступаться, Вероника указала на него как на причину всех бед, мужики несчастного на дереве и вздернули.

Версия госпожи Джонсон звучала иначе. Зато история в изложении госпожи Коул объясняла, почему юность Новоявленной деликатно обошли «Жития».

Но кто бы в здравом уме поверил, что призрак Юджина бродит по этим землям?

— Арчи считает, что этот брат и есть зло? — спросила я как можно более невинно. — Вам стоило рассказать это директору, возможно, он не стал бы тогда уговаривать вас переселиться в Школу. Он умный человек… ученый, не думаю, что директором Школы оба Совета прислали бы неуча.

Госпожа Коул засмеялась, встала, вернулась к приготовлению чая. Говорила она, не поворачиваясь ко мне, и у меня сложилось впечатление, что так она скрывает некоторое самодовольство.

— Сущим ведомо, что считает Арчи. А господин Лэнгли — так его, кажется, зовут — имел слишком серьезное выражение лица, чтобы я начала его разубеждать в чем-то. Не мое это дело, в любом случае, и не мои страхи. Вот, держи, девочка, сейчас придаст бодрость, ночью будешь хорошо спать.

Я благодарно кивнула. В теплицах мне стало жарко, но я знала, что это ненадолго. Стоит мне оказаться в Школе, и каждые четверть часа я буду пытаться согреться короткими приступами магии.

— Пусть считает, что тут бродит зло. Пусть считает что хочет, только чтобы девочки больше не бегали по ночам. Мэдисон, — госпожа Коул резче, чем следовало, бросила на стол чайную ложечку, — побежала за волчьим корнем. Хорошо что вернулась. Лайза тоже бежала, наверное, знала бы я…

Мне хотелось сказать, что гибель Лайзы — случайность, что никто в этом не виноват, но я сама верила в это плохо, и прозвучало бы крайне фальшиво. Нет ничего хуже притворного соболезнования, лучше промолчать. Я опустила голову, думая о Юджине и о том, кто спустя столько лет вспомнил про эту историю и зачем.