Путешествие на Луну занимало всего несколько часов, но я не причалила в Черной долине, а на всей скорости миновала Луну. И когда ее серебристый диск уменьшился и потускнел, в бортовом компьютере «Сизой голубки» появились данные с вышки лунного космопорта, последняя проверка макромагнетического генератора квантовой пены Брандта-Ломонако. «Сизая голубка» вошла в ту область космического пространства, которую КК ВМФ называл «Опасной зоной», набитую Б-Л-узлами пространства-времени – нестабильными точками, созданными Б-Л-двигателями по пути в «Глубокие воды».

На панели Б-Л-двигателя зажегся зеленый.

Я посмотрела через иллюминатор рубки на Землю, как моряк, окидывающий последним взглядом берег. Земля в океане космоса. И в сердце защемило от чувства, до чего же хрупка жизнь, – в эти редкие моменты я ощущала духовный подъем.

– Март 1997 года, – произнесла я, напомнив себе о том, что вскоре покину, и щелкнула переключателем.

Включился Б-Л-двигатель, создав квантовую пену. На мгновение мне показалось, будто во мне заключены все варианты будущего, но эта сладкая меланхолия быстро растворилась. Квантовую пену невозможно описать – это система «кротовых нор», одновременно появляющихся и тут же исчезающих, все как и должно быть в планковском времени. Земля, Луна и звезды потемнели. Я оказалась в кротовой норе. В какую из тех, что создавала турбулентная пена, проникла «Сизая голубка», неизвестно, а каждая представляла собой туннель в один из вариантов будущей вселенной.

Три месяца я буду идти сквозь квантовую пену, из всех огней вокруг – только огни «Сизой голубки». А снаружи лишь бесконечная темнота и пустота. Я отстегнулась, и в этой призрачной тишине щелчок прозвучал необычно. Я вплыла в более обширную секцию корабля с белыми вогнутыми стенами. Одинокое путешествие. Я читала и перечитывала заметки по делу, и пока тянулись дни, просматривала корабельную видеотеку, фильмы с Джин Сиберг и Брижит Бардо, «Шербургские зонтики», и слушала Роберта Смита, Шанайю Твейн и «Нирвану», а также классику – Рахманинова и Равеля. В отсутствие гравитации постоянная забота – уменьшающаяся масса мышц и костей, так что я ежедневно делала упражнения, пристегнувшись к беговой дорожке широкими наплечными ремнями, и шагала, прикрепив протез. На плоскость эклиптики взбирались длинные дорожки звезд.

Трехмесячное путешествие, чтобы переместиться на девятнадцать лет.

Я вздрогнула, услышав включившуюся сирену – предупреждение, что «Сизая голубка» получила сигнал с маяка Черной долины, а я оказалась уже в новой реальности. Я натянула скафандр и поплыла к рубке. В вакууме снова появилась Земля, как будто включили голубоватый светильник. Я сверилась со шлемным дисплеем: сентябрь 2015 года. Путешествие приближалось к концу, и я вздохнула с облегчением: пусть посадки и отличаются от взлетов, ничто не доставляет такую радость, как оказаться дома после долгого отсутствия. Хотя смотреть на Землю будущего – все равно что посмотреть в зеркало и увидеть там кого-то другого.

В два часа ночи игла «Сизой голубки» прошла над чернотой океана, приближаясь к аэродрому Аполло-Сусек со стороны Атлантики. Иллюминаторы рубки заливал дождь, раскачивались далекие огни кораблей на рейде, побережье Виргинии стало ярче, чем мне помнилось, даже в такую ненастную погоду.

– Прошу разрешения на посадку, – сказала я службе аэродрома. – Баклан-семь-ноль-семь-гольф-дельта, высота пятнадцать тысяч, данные по…

И после всплеска шумов женский голос:

– Баклан-семь-ноль-семь-гольф-дельта, посадку разрешаю, сверните влево на три-два-ноль и опускайтесь на девять тысяч.

Первые голоса по прибытии всегда звучат жутковато, эхом несуществующих звуков. В 1997 году женщина из диспетчерской могла быть еще ребенком, а то и вообще не родиться, если она совсем юная, а может, ей вообще не суждено родиться, ведь ее жизнь – лишь одна из вероятностей, вытекающих из ситуации в 1997 году, этот вариант будущего возник с моим прибытием и исчезнет, стоит мне улететь. Она лишь призрак в погоне за собственными возможностями.

До НеБыТи я считала путешествия во времени чем-то определенным, что мир будущего так же нерушим, как и прошлое. Я воображала, что знания о будущем помогут выиграть в лотерею, если увидеть выигрышные номера до того, как их вытащат. Это было до лекций в Черной долине, до изучения математических выкладок в брошюре, объясняющей физику макромагнетического генератора квантовой пены Брандта-Ломонако. Когда я упомянула о лотерее при инструкторе, он сказал, что каждый номер может быть потенциально выигрышным, пока его не вытянут. А то, что я наблюдаю в НеБыТи, это действительно результат лотереи, но лишь одна из вероятностей выигрышных номеров. «Иными словами, – сказал он, – не стоит делать ставки».

– Баклан-семь-ноль-семь-гольф-дельта, – сказала диспетчер, – полоса два-восемь-восемь открыта, веду вас на полосу два-восемь-восемь.

На моем скафандре мерцали отблески от дождевых капель. Я взялась за неоновые перекладины руля, корректируя курс. Реален ли этот день? Попасть в НеБыТь – это как заблудиться в доме с той же планировкой, что и в собственном, пытаясь вернуться по не вполне знакомым коридорам, не вполне знакомым комнатам. Когда «Сизая голубка» закатилась в ангар, ее обступили техники в светоотражающих жилетах с аббревиатурой КСВ[2] и занялись Б-Л-двигателем, находящемся на корме корабля.

К рубке протянулся трап. По стеклу постучал один из техников.

– С прибытием на аэродром ВМФ в Ошене.

Я открыла верхний люк и сняла шлем, задержав дыхание в приступе иррациональной паники, боясь вдохнуть гипотетический воздух, сохраняя в легких последний кислород из баллона до тех пор, пока уже не могла терпеть. С непривычки гравитация потянула меня вниз, когда я отстегнулась и попыталась вылезти из рубки. Техник с нашивкой «КСВ» закинул мою руку себе на плечо и помог выбраться из летного кресла и спуститься по трапу. За три месяца на борту «Сизой голубки» я похудела, и протез плохо держался. Техник усадил меня в ожидающее кресло-каталку.

Мне показалось, что я лишь на мгновение закрыла глаза, но когда меня снова затопил свет, кресло уже выкатили из ангара, а мне поставили капельницу, чтобы восстановить водный баланс. Больничная палата. Два человека перенесли меня с кресла на твердый матрас, обращаясь со мной так, словно я весила не больше скорлупки. Я так устала, мое тело словно отказывалось подчиняться. Когда меня раздевали, снимая потный комбинезон и нижнее белье, меня затопила волна стыдливости. И прежде чем меня проглотила темнота, я успела сказать:

– Хотя бы переключите канал.

На плоском телевизионном экране показывали эпизод «Секретных материалов», который я еще не видела.

* * *

Когда ушел отец, мне оставалось две недели до шести лет. Мама перенесла в мою комнату кресло-качалку и сидела рядом, пока я не засну, каждую ночь рассказывала, как придет Песочный человек и впрыснет в мои глаза сны. Однажды я спросила, кто такой Песочный человек, и она объяснила, что это тень, крадущаяся по комнатам, когда спят дети, он приносит хорошим детям сны, а у плохих вырывает глаза. Когда я спросила, что Песочный человек делает с теми глазами, она ответила, что он приберегает их для еще не рожденных детей. Каждую ночь, закрывая глаза, я слышала, как мама раскачивается в кресле, и боялась, что Песочный человек вырвет мне глаза. И хотя я привыкла засыпать с мыслью о Песочном человеке, каждая ночь приносила новый страх.