Щелкнул замок, и Таня вошла в калитку.

Прошла по газону к дому.

Отчим встречал ее на крыльце.

– Что-нибудь случилось? – вместо приветствия спросил он. , – Случилось, – ответила Таня, а затем выпалила заранее подготовленную фразу:

– Знаешь, Валерочка, я не люблю, когда меня используют втемную. Тем более – родные люди.

– Проходи. – Отчим хмуро распахнул перед ней дверь.

Закончила свой заготовленный спич Таня уже в прихожей:

– ..Поэтому я Прошу тебя: расскажи мне все. Пожалуйста.

Ходасевич вздохнул и мрачно сказал:

– Значит, все-таки что-то случилось.

* * *

После того, как они попили кофе и Таня доложила отчиму о своих утренних приключениях, Валерий Петрович пригласил ее в гостиную. На удивление, он легче легкого разобрался с системой управления Hi-End аппаратуры, поэтому вскоре дом затопили чистейшие звуки Вивальди. Музыкальный вкус у отчима был непритязательный, и далее «Времен года» он не продвинулся.

– От тебя очень легко протянуть ниточку к этому особняку, – задумчиво сказал Валера, погрузившись в кресло. – Кто знает о том, что начальник поручил тебе сюда наведываться?

– Никто не знает, – твердо сказала Таня. – Шеф у нас скрытный. И очень боится, как бы его не обвинили в личных отношениях с сотрудниками. И в злоупотреблении служебным положением.

– Но раз тебя проверяют, значит, допускают, что именно ты нашла мне убежище. И о том, что тебе поручили этот особняк охранять, тоже могут узнать, – вздохнул отчим.

– И что они будут делать теперь, когда я от них ушла?

– Полагаю, начнут проверять твои связи.

– Флаг им в руки! – воскликнула Таня. – Да у меня в записной книжке – сотня друзей и знакомых.

И еще столько же – в памяти телефона. Сколько нужно времени, чтобы они всех их проверили ?

Отчим затянулся своей вонючей сигаретой.

Казалось, он рассуждает сам с собой, не обращая никакого внимания на Татьяну.

– Значит, эти ухари на «Нексии» не собирались тебя брать… – задумчиво произнес он. – Только вели…

– Потому что думали, что я приведу их к тебе.

– Но в таком случае они ведь могли спросить у тебя, где я.

– Спросить?

– Ну да. Такие умеют спрашивать.

У Тани прошел мороз по коже.

– Валера! Зачем ты меня пугаешь?

– И не дай бог им не ответить, – как бы не слыша ее, произнес Ходасевич. – Современные средства могут заставить говорить кого угодно. Поэтому, если вдруг начинают спрашивать, лучше выкладывать все, что знаешь. Абсолютно все – и сразу. Чтобы не мучиться.

Валера затушил вонючий окурок, исподлобья посмотрел на падчерицу и закончил:

– Поэтому чем меньше ты знаешь, тем лучше.

Таня с вызовом поглядела на отчима.

– Все равно я хочу знать все, – твердо проговорила она. – Я не могу играть втемную. Ты ведь понимаешь: я уже ввязалась в игру.

Отчим поколебался, пожевал губами. Сказал:

– Только у меня одно условие. Ты будешь жить здесь, в особняке. И отсюда – ни ногой.

– Хорошо, – улыбнулась Таня. Она внутренне возликовала. – Тогда и у меня есть к тебе встречное условие.

– Какое? – нахмурился полковник.

– Ты будешь меньше курить.

С этими словами Таня встала со своего места, подошла к нему, вытащила из его рук еще не раскуренную новую сигарету и смяла ее в пепельнице.

* * *

– О-о, нет! Давай!.. Еще! Еще! Еще!..

Потом Любочка закричала.

Павел Синичкин застонал, изо всех сил сжал ее плечи…

…Когда все было кончено и он лежал, отвернувшись, на краю кровати, раскрасневшаяся Любочка прошептала:

– Боже, как хорошо…

Павел встал и, не одеваясь, прошел на кухню. Любочка проводила взглядом его стройную фигуру с аппетитными мускулистыми ягодицами.

Через десять минут Паша, облаченный в фартук на голое тело, явился с подносом, на котором дымились две чашки кофе, а рядом громоздились бутерброды и шоколадные конфеты в вазочке.

Несмотря на то что у частного детектива Синичкина по ходу выполнения им служебных обязанностей (а бывало, и вне зависимости от оных) случались романы[2], он больше всего на свете ценил свободу. А непременным атрибутом его холостяцкой свободы была Любочка – девушка со скуластым лицом обезьянки, но с потрясающей фигурой.

Любочку Синичкин знал уже тысячу лет. Она была готова принять Пашу в любое время дня и ночи, а также пожаловать к нему по первому его зову.

Ясное дело, она на что-то надеялась. «Но ведь я ей никогда ничего не обещал, верно?» – цинично думал Павел. Нахальство в обращении с девушками – даже не второе, а первое счастье, полагал он. И потому руку, сердце и жилплощадь на Большой Дмитровке ей не предлагал. Более того, активно использовал Любочкины возможности для решения сыщицких и иногда личных дел. И бедная девушка все его просьбы всегда выполняла…

– Ну, что тебе от меня нужно? – спросила Любочка.

Она прикрылась простыней и с видимым удовольствием прихлебывала кофе.

– Мне? От тебя? – фальшиво изумился Синичкин. – С чего ты взяла?

Любочка служила в главном информационном центре МВД и потому была для частного детектива исключительно ценным кадром.

– Ты мне первый раз в жизни кофе в постель приносишь.

– Правда? – фальшиво изумился Павел. – Неужели ни разу не приносил? Вот видишь, я исправляюсь.

– Ну а каким делом ты сейчас занимаешься? – Любочка отхлебнула кофе. – Опять следишь за неверным мужем? Или за женой?

– Я вытаскиваю из лап мафии одного пенсионера.

– Пенсионера? – расхохоталась дурочка. – А мафия у него пустые бутылки отбирает, что ли?

Любочка, раскрасневшаяся после любви, была чудо как хороша. «Может, мне и вправду на ней жениться? – мелькнула у Павла предательская мысль. – Будет мне носки стирать… Надоели мне всякие ученые эмансипе типа Кати Калашниковой… С Любочкой хоть не надо каждую минуту думать, что сказать, да как сказать…»

– Что я делаю конкретно – это тайна, – произнес Паша. – Тайна следствия. Но тебе я, так и быть, могу открыться.

– Ну и?..

Любочка допила кофе. Приоткрыла плечико, высунула из-под простыни ножку: дразнила Павла.