— Ты хуже жеребца! — всхлипнула она, размазывая по лицу слезы и сопли.

Видно, о жеребцах она знала все.

Дина была уже у двери, когда Иаков сообразил, что у нее на уме. Его страсть как ветром сдуло, едва он понял, какое представление гостям она сейчас устроит.

Некоторое время они, задыхаясь, боролись друг с другом.

Он силой натянул на Дину панталоны, которые сам же, потратив не меньше усилий, сдернул с нее. Завязки на панталонах с одной стороны были оторваны. Руки плохо слушались Иакова.

И все-таки Господь не пощадил его. Дина вырвалась у него из рук и убежала вниз. К ленсману и остальным гостям. На ней не было ничего, кроме нижнего белья, туфелек и чулок.

Иаков впервые понял, что Дина не знает удержу. И не боится людского суда. Она мгновенно принимала решения и действовала. А главное, не задумываясь отвечала ударом на удар.

Он мигом протрезвел. Из-за нее он на собственной свадьбе будет выглядеть чуть ли не преступником.

Дина с грохотом скатилась с лестницы. В одних панталонах она промчалась по комнатам на глазах у всех тридцати испуганных гостей.

Она вырвала из руки ленсмана стакан с пуншем, забрызгав всех вокруг. Потом плюхнулась к нему на колени и громко, так чтобы все слышали, объявила:

— Довольно! Едем домой, в Фагернессет!

Сердце ленсмана замерло и пропустило несколько ударов. Потом он попросил служанку позаботиться, чтобы невеста оделась подобающим ее положению образом.

Он рассердился на Иакова, поняв, что тот в своем нетерпении не дождался ночи, когда гости разойдутся на покой. Рассердился на Дагни, которая не предупредила девчонку о том, что ее ждет. А ведь обещала, и он рассердился на самого себя за то, что не предусмотрел поведения Дины. Теперь было уже поздно.

Ленсман довольно грубо смахнул Дину с колен, поправил манишку и галстук. И то и другое было бесповоротно испорчено пуншем.

Дина стояла как загнанное животное, глаза у нее дико блуждали. Наконец она убежала в сад. Ловко, точно рысь, залезла на бузину, что росла возле беседки.

И уселась там.

Дагни рыдала не таясь. Гости застыли в тех позах, в каких их застала влетевшая в комнаты Дина. Они как будто забыли, что им дан дар речи. Слава Богу, пробст уже уехал домой. Он ничего не видел и не слышал.

Ленсман единственный оказался в состоянии предпринять какие-либо практические действия. Он вышел в сад и разразился бранью под деревом, на котором сидело существо в белом белье.

То, что должно было стать его гордостью и триумфом — свадьба дочери с лучшим другом, — превратилось в кошмарный сон.

Через некоторое время в саду под деревом собрались гости и прислуга. Последним спустился вниз жених и хозяин Рейнснеса.

Кое-что он уже видел из окон залы, спрятавшись за занавеску.

Надо признать, что краска стыда залила его лицо. Посрамленный в своем мужском достоинстве, он встретил на лестнице огорченный взгляд матушки Карен.

Она не присоединилась к действу, устроенному под деревом, и направлялась наверх за сыном.

Иаков оглядел собрание под бузиной. Дина казалась большой белой птицей с черными висящими перьями.

Он остановился на крыльце с коваными перилами и наблюдал картину, подобной которой никогда не видал. Беспокойно толпившиеся люди. Кричащий и размахивающий руками ленсман. Лучи вечернего солнца, пронизывающего густую листву. Ромашки на клумбе, сделанной в форме сердца. Девушка на дереве. У нее был такой вид, будто она просидела там тысячу лет и намерена просидеть еще столько же. Она смотрела вниз, на людей, точно это были надоедливые муравьи. Иаков захохотал.

Не переставая смеяться, он принес из хлева лестницу и велел всем идти в дом. Ему надо остаться с Диной наедине. Он даже забыл о своем позоре, пока, посмеиваясь, ждал, чтобы последний гость скрылся за дверью.

Тогда он приставил лестницу к дереву и влез на нее.

— Дина! — позвал он, стараясь сдержать рвущийся из него смех. — Спустись, пожалуйста, и прости меня, глупого козла! Я отнесу тебя в дом на руках так осторожно, словно ты — Библия.

— Вонючий пес! — прошипела сверху невеста.

— Да, да! Ты права!

— Почему ты вел себя как жеребец?

— Я не мог удержаться. Теперь все будет иначе.

— Я тебе не верю!

— Клянусь!

— В чем клянешься?

— В том, что никогда больше не брошусь на тебя как жеребец.

Она всхлипнула. Стало совсем тихо.

— А свидетели у тебя есть?

— Клянусь Богом на небесах! — быстро ответил Иаков, испугавшись, что дочь ленсмана потребует живых свидетелей.

— Клянешься?

— Да! И я умру, если нарушу свою клятву!

— Ты так говоришь, только чтобы я спустилась. — Да. Но…

Дина наклонилась, и ее груди чуть не вывалились из рубашки. Темные волосы, как заросли ламинарии, заслонили от него небо.

Иаков вдруг подумал, что, наверное, он слишком стар для невесты, которая лазит по деревьям. Что ему потребуется больше физических сил, чем у него есть. Но он не мог задумываться над этим. Сейчас ему было не до того.

— Отойди, чтобы я могла спуститься! — приказала Дина.

Он спустился на землю и держал лестницу, пока спускалась она. Закрыв глаза, он упивался ее запахом, когда она скользила мимо него. Совсем близко.

Иаков оказался посмешищем. И Господа Бога, и гостей. Остаток вечера он довольствовался только запахом Дины. И тем не менее чувствовал себя Божьим избранником. Он понимал, что к ней надо приближаться медленно, а то она снова убежит на дерево.

Ленсман так ничего и не понял. Он только удивился, что его друг, оказывается, хуже разбирался в женщинах, чем в торговых сделках. Он принял эпизод близко к сердцу и счел его оскорбительным для собственного достоинства.

Матушке Карен случившееся, напротив, дало пищу для размышлений. Она с тревогой думала, что эта своенравная девочка получит все ключи и будет распоряжаться хозяйством Иакова.

Вместе с тем что-то в Дине тронуло матушку Карен. Ее заинтересовала эта девушка, о которой она слышала столько странных историй. Как могло случиться, чтобы девушка из хорошей семьи совершенно не умела вести себя? И не имела ни малейшего понятия о приличиях?

Матушка Карен считала, что Иаков наживет себе неприятности своей необдуманной женитьбой. Но вслух она ничего не сказала.

Юхану Грёнэльву было двадцать. Он приехал из Копенгагена на свадьбу отца. Все это время он сидел в углу и разглядывал трещину в половице.

Иаков сдержал слово. Он приближался к Дине с большой осторожностью. Они должны были спать в зале на кровати с пологом. Все было готово. Нижние и верхние простыни отбеливались на апрельском снегу. Их кипятили в щелоке, полоскали и сушили на майском солнце. Прокатали вальком и сложили ровными стопками, проложив мешочками с розовыми лепестками, в большой бельевой шкаф, что стоял на втором этаже в ожидании невесты.