Иакова охватило некое религиозное чувство, которое он сам не мог объяснить. Он не испытал облегчения. Оно не пришло к Иакову.

Ему некуда было спрятаться. Он плакал.

На другой день Иаков и Дина спустились вниз только к вечеру. Гости уже разъехались. Ленсман со своими домашними тоже уехал. Матушка Карен собственноручно отнесла и поставила у двери залы поднос с завтраком. Пожелала молодоженам доброго утра. С улыбкой, не поднимая глаз.

Прислуга посмеивалась. Никто не слыхивал, чтобы свадебная ночь длилась с двух часов пополуночи до пяти пополудни.

К тому времени когда молодые наконец спустились вниз, жаркое из оленины было пересушено и картошка переварилась.

На Дине было безупречное новое платье. Но волосы были не прибраны, как обычно. Улыбающийся, свежевыбритый Иаков явно испытывал некоторые трудности при ходьбе и часто потирал поясницу.

За обедом молодые не обращали никакого внимания на матушку Карен, Андерса, Нильса и Юхана.

В столовой витал Эрос. Довольный и сытый, он гордо красовался на обоях, играл на деревянных панелях и заставлял серебро темнеть.

Молодые, оба, захмелели уже во время первого блюда. Дина впервые в жизни выпила портвейна перед тем, как они спустились вниз. Это тоже была новая игра. От нее на языке остался сладкий привкус.

Матушка Карен смотрела в сторону, в глазах Юхана горело презрение.

Нильс не без любопытства поглядывал на Дину и ел с большим аппетитом.

У Андерса был такой вид, будто ему случайно пришлось оказаться за столом с чужими людьми. Он держался лучше других.

Дина научилась новой игре. Она видела эту игру в загоне для лошадей. В курятнике и весной на птичьих базарах. Ее партнером был Иаков. Она наблюдала за ним блестящими, стеклянными глазами.

Опьянения и горести будешь исполнена: чаша ужаса и опустошения — чаша сестры твоей, Самарии!

Книга Пророка Иезекииля, 23:33

Еще 5 марта 1838 года колесный пароход «Принц Густав» вышел в свой первый рейс из Трондхейма на север. Многие считали это делом обреченным. Но свершилось чудо, и маршрут стал постоянным.

Господь не пожалел сил, создавая поверхность Земли. В том числе и шхеры, коварные фьорды, течения и проливы. Ветры не подчинялись никому, и пассажиры опаздывали к часу отплытия. В Фолл-фьорде и Вест-фьорде, если не считать законов земного притяжения и центробежной силы, все действовало наперекор общепринятым правилам.

И даже много лет спустя не все живущие на побережье вдоль этого маршрута были одинаково убеждены в том, что изрыгающий огонь и дым «Принц Густав» можно считать благословением Божьим.

Вряд ли Богу было угодно, чтобы суда ходили против ветра и течения. Те же, кто занимался промыслом, считали, что пароход распугал всю рыбу во фьордах. И возразить на это было нечего. Однако постепенно к пароходу привыкли. Кому приходилось много ездить, те не могли на него нарадоваться. Чистый рай по сравнению с открытыми северными суденышками или карбасами с тесной казенкой.

Люди состоятельные ездили первым классом. В мужской каюте было десять мест, в дамской — пять. Второй класс состоял из общей каюты на двенадцать мест. Третьему классу принадлежала открытая палуба, и пассажиры размещались там среди ящиков, бочек и прочего груза, кому как повезет.

Но в хорошую погоду и пассажиры третьего класса чувствовали себя как графы. Билеты стоили довольно дорого: двадцать, десять и пять скиллингов за милю. Зато и путь от Тромсё до Трондхейма летом занимал всего неделю.

Торговые местечки, в которых, на их счастье, пароход делал остановку, в последние годы стали процветать. И это несмотря на то, что по законам северонорвежского гостеприимства ни за ночлег, ни за еду с богатых пассажиров, сходящих на берег, денег не брали.

Можно было только дивиться, что постоялые дворы там процветали. Но главный доход в Северной Норвегии приносила игра в шахматы.

Доски стояли наготове в любое время суток. Играющий спокойно обдумывал ход, пока ел и пил. Со временем приезжие игроки поняли, что их противники тоже умеют играть. И даже неплохо. Северонорвежское гостеприимство умело ставить маты, если игрок был недостаточно внимательным.

Первое, чему научился Иаков, приехав в Рейнснес, — это смотреть в будущее. Когда на «Принце Густаве» приезжали нужные деловые люди, Иаков проявлял ангельское терпение, а на столе появлялась жареная баранина, розовая у самой косточки, хрустальные бокалы и хороший трубочный табак. А главное, много морошки, которую приносили из погреба и подавали в хрустальных вазочках на высоких ножках.

Иаков знал, за что он должен благодарить пароход.

Прожив в Рейнснесе неделю, Дина первый раз увидела пароход.

Услыхав гудок, она спрыгнула с кровати. Майское солнце проникало в комнату, несмотря на спущенные шторы.

Незнакомый, хриплый звук доносился одновременно и с моря, и с гор.

Дина бросилась к окну.

Во фьорд вошло черное судно. С шумом крутилось красное колесо. Судно было похоже на невиданную кухонную плиту, в которой никелированные и медные части, труба и бак для воды были увеличены до невероятных размеров. Плита скользила по фьорду.

Должно быть, в этой плывущей плите бушевало пламя. Она кипела, шипела и могла взорваться в любую минуту.

Дина распахнула окно и, полуголая, свесилась вниз. Как будто, кроме нее, на земном шаре никого не существовало.

Кое-кто, конечно, заметил в окне полуголую молодую хозяйку. Вид обнаженного тела потряс людей даже на большом расстоянии.

Фантазия действовала как увеличительное стекло. Она показала им каждую пору на коже этой далекой женщины. Дина как бы приблизилась к ним. И наконец завладела умом каждого, кто ее видел. Пароход их больше не интересовал.

Иаков был в саду. Он тоже увидел Дину. Ощутил ее запах, долетевший до него сквозь солнце, ветер и тихий шорох молодой листвы. От дразнящих мурашек, пробежавших по всему телу, и беспомощного изумления Иакову стало трудно дышать.

Нильс вместе с приказчиком из лавки поплыли на лодке к пароходу, чтобы принять там товар. Нильс запрещал лодкам с соседних усадеб «мешать движению», как он выражался. Другое дело, если движению мешал он сам.

Поэтому, когда пароход прибывал в Рейнснес, там бывало меньше переполоха и веселья, чем в других местах.

Иаков не вмешивался в отношения Нильса с молодежью из соседних усадеб и арендаторских хозяйств. Он понимал, что запрет Нильса плавать на лодках по фьорду в день прибытия парохода способствовал тому, что люди собирались на причалах Рейнснеса и в лавке, чтобы узнать, кто прибыл с пароходом и что на нем привезли. А это обеспечивало Рейнснесу и рабочую силу, и лишний доход.

В тот день сгружать было почти нечего — несколько мешков сахара для лавки да два ящика с книгами для матушки Карен. Последним по трапу спустился странный человек, который вознамерился стоять в лодке, словно на полу в гостиной. На секунду лодка угрожающе накренилась.