Визжали долго, с полминуты, наверное. Потом звук оборвался — резко и внезапно. Однако воздух между гермоворотами еще вибрировал некоторое время. Эхо не желало успокаиваться. А когда успокоилось…

Все то же нудное невозмутимое «чири-хи-чири-хи» заполнило тишину. Как будто ничего и не произошло.

— Чт-т-то это? — дрожащими губами выдавил из себя Бульба. Говорил он тихо-тихо, на грани слышимости. — Что это было, Колдун?

— Муранча зачищает город, — так же тихо сказал Илья. — Жрет мутантов, которые не успели сбежать и недостаточно хорошо спрятались.

Сказал и улыбнулся. А может быть, все не так уж и плохо? В конце концов, муранча ведь сейчас выполняет его, Ильи, работу. Мстит другим тварям вместо него. Истребляет тех, кого раньше каждый день убивал он сам.

Где-то заверещала еще одна тварь, обнаруженная муранчой. На этот раз убийство происходило на значительном удалении от метро, и предсмертные вопли не заглушили зловещего стрекота, а лишь смешались с ним.

Илье расхотелось улыбаться. Нет, то, что происходило сейчас на поверхности, не имело ничего общего с его местью. Это было трудно объяснить, но Илья чувствовал, что это было именно так. Смерть, которую несет с собой муранча, — холодна, бездумна и безлика. Она лишена оправданий и не нуждается в них. Это смерть-стихия, самая жуткая и неотвратимая смерть, которой неважно, кого умерщвлять, и которая стремится уничтожить всех без разбору.

«Все-таки хорошо, что Инженер закрыл вторые ворота, — подумал Илья. — Так шум с поверхности почти не проникает на станцию, не нервирует и не смущает лишний раз обитателей Сельмаша».

— Чири-хи-чири-хи. Чири-хи-чири-хи… — настырно лезло в уши. Было страшно. И с каждой минутой, проведенной в этой шуршащей и стрекочущей полутьме, страх становился все сильнее.

А ведь не так давно ему казалось, что он уже не способен испытывать этого чувства.

Вспомнились слова Оленьки о том, что смерть скоро будет хозяйничать в метро. Просто так Оленька такими словами бросаться бы не стала.

Время шло. Муранча не уходила.

Достаточно было провести несколько секунд в замкнутом пространстве между внутренними и внешними воротами, чтобы понять: пришлые твари действительно обосновались наверху всерьез и надолго.

Воплей пожираемых заживо мутантов больше слышно не было, но снаружи, из-за гермоворот, по-прежнему доносились деловитое копошение, шуршание, шелест, шорох и скрежет. Смерть словно поглаживала костлявой шершавой Рукой укрытую под землей станцию. Непрекращающееся «Чири-хи-чири-хи» уже успели услышать во время дежурств на эскалаторе почти все обитатели Сельмаша.

Муранча жила своей непонятной муранчиной жизнью, и впечатление было такое, что насекомые-мутанты поселились в Ростове навсегда.

О выходе на поверхность никто даже не помышлял. Контакты с соседними станциями не поддерживались. Да и соседи, судя по всему, замкнулись на своей территории до лучших времен, в наступление которых уже почти не верилось. Весь мир сжался до размеров подземного пространства Сельмаша, закрытого мощными гермоворотами и туннельными решетками. И больше, казалось, в этом мире никого и ничего не осталось. Никого и ничего, кроме проклятой муранчи, только и ждущей возможности заполнить собою все. Абсолютно все.

Изоляция и полная безнадега — вот как можно было бы охарактеризовать это безрадостное время. С каждым днем осады отчаяние овладевало Сельмашем все больше. На станции царила гнетущая атмосфера уныния и обреченности, и крепли панические настроения, с которыми Инженер поделать уже ничего не мог. Да и не собирался он, похоже, ничего делать. Начстанции ходил мрачный, как туча. Люди жили словно по инерции, и жизнью это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее уж — комой. Или вялым копошением погребенных заживо.

Подспудное ожидание того, что муранча прорвется в метро, нарастало. Почти никто не сомневался, что рано или поздно это произойдет. Отсутствие известий с других станций только укрепляло уверенность в приближающейся гибели.

Света стало мало. Костров почти не жгли: приходилось экономить топливо. Разговоры были невеселыми и велись на пониженных тонах. Сельмашевцы словно боялись привлечь звуком голосов внимание хозяйничающих наверху тварей. Из темноты доносились слова-шуршание, как будто люди тоже уподобились муранче.

— Все… конец… никак… без вариантов… скоро… скоро… скоро…

Все чаще обсуждалась возможность отступления на синюю ветку — к таинственными туннелям подметро, которое виделось теперь спасительной соломинкой и последним убежищем. «А то ведь можно и не успеть», — шептались по углам самые отчаявшиеся.

Пассивное ожидание, ощущение собственной беспомощности, неизвестность и, главное, вынужденное соседство с сельмашевцами окончательно утрачивавшими волю к жизни, угнетало Илью. Хотелось вырваться из этого набитого живыми трупами склепа хоть куда-нибудь. С новой силой просыпалась притихшая, было, ненависть.

Ненависть к мутантам, убившим Оленьку и Сергейку и сбежавшим из Ростова. Ненависть к муранче, захватившей город. Ненависть к людям, которые раздражали уже одним лишь своим присутствием…

* * *

В тот день Илья и Бульба снова дежурили вместе. Слава богу, не на эскалаторе между воротами. На этот раз Инженер поставил их у решетки туннеля, ведущего на диаспорские станции.

Едва теплившийся свечной огарок в ржавой консервной банке заменял им костер. Свеча была неровная — слепленная вручную, похожая на маленький сталагмитик. Догорит — из оставшегося парафина вылепят новую.

Возле жестяного «подсвечника» Бульба положил свой фонарик-«жучок» с миниатюрной динамо-машиной. Хорошая вещь, кстати. Почти вечная и, главное, дефицитных батареек не требующая. Нажимаешь рычажок — фонарик жужжит и светит. Света дает больше, чем свеча, причем света направленного. Можно заглянуть в темноту довольно далеко. Но ведь все дежурство жужжать механическим светляком тоже не будешь — пальцы отвалятся. Поэтому часовым выдают свечи. Пока еще выдают.

Илья задумчиво постукивал ногтями по прутьям решетки. Тюк-тюк-тюк-тюк. Тюк-тюк-тюк-тюк… Эх, рвануть бы с остофигевшего уже Сельмаша! И плевать на все договоренности с Инженером… Вот только куда он пойдет? Вряд ли на другой станции будет веселее. И людей, которых видеть уже не хочется, вряд ли там окажется меньше. И совсем уж маловероятно, что сейчас его пропустят через все кордоны на синюю ветку, куда советуют податься Оленька и Сергейка. Может, просто пересидеть нашествие муранчи где-нибудь в туннеле? Одному. Только с женой и сыном.

Расстояние между станциями не очень большое, правда: ростовское метро — не московское. Но все-таки жизненного пространства здесь хватит. Особенно сейчас, когда весь подземный народ сбился в кучки и поныкался по своим норам.

А долго ли он протянет в пустом необжитом перегоне без воды и пищи?

— Тюк-тюк-тюк-тюк… — стучали ногти по ржавому железу.