Это было, конечно, несправедливо. Повреждения в условиях балтийского мелководья часто случались из-за плохой обеспеченности театра (еще один факт мнимого учета опыта войны), отчего еще в 1907 г. в хорошо, казалось бы, изученном Рилакс-фиорде попала на камни яхта "Штандарт" с путешествующим на ней императором и его семейством. На этот изъян предвоенной подготовки судьба уже указала аварией вышедшего из строя в канун войны "Андрея Первозванного". То же, хотя и без столь тяжелых последствий, произошло с "Павлом I" 29 июля/11 августа по возвращении из "шведского похода". Пройдя по лагу 260 миль, корабль, следуя за "Рюриком", коснулся, как и он, необозначенного камня у Базановской косы.

Предупредить об опасности (сигнал с "Рюрика", "Веди") успели только следовавшие далее в строю "Цесаревич" и "Слава". Корабль по правому борту получил продольную вмятину днища на протяжении 53 м. Стрелка прогиба составляла 75-100 мм. Флоры и киль на протяжении 50–53 шп. были погнуты, но течь была невелика. С помощью железных и деревянных клиньев, конопатки, а затем цементирования, место повреждения надежно заделали, и корабль безболезно выдерживал последующие стрельбы. 28 октября/9 ноября 1914 г. "Павел", следуя Лангернским проходом при выходе флота из Гельсингфорса, прочертил камнем по днищу (и опять по правому борту), получив продольную вмятину длиной 59 м. Стрелка прогиба доходила до 127 мм, но и на этот раз металл корпуса подтвердил свою высокую пластичность. Флоры получили прогиб, по с течью по швам и заклепкам также смогли уверенно справиться. Причиной аварии назвали большое понижение уровня воды в проливе.

И хотя говорить приходится не о том, что два корабля сделали (только при выходе в открытое море без соприкосновения с противником), а о том что могли сделать и что должны были бы сделать, история этих кораблей в войне остается не менее поучительной, чем недостающие в ней описания ярких боевых схваток с врагом. Этим врагом, более коварным и неуловимым, чем противник за морем, продолжала оставаться все та же, как уже понятно, бюрократия и гнилой, в чем тоже не приходится сомневаться, самодержавный режим.

Трудно было ожидать блистательных побед от флота, ведомого пещерными порт-артурскими адмиралами И.К. Григоровичем и Р.Н. Виреном, направляемого своим державным вождем и руководимого взращенными в Цусиме, но не сумевшими усвоить ее уроков флагманами и командирами. Их "подвиги" в навеки позорном потоплении 28 сентября 1914 г. крейсера "Паллада", погубленных в ледяной воде 29 ноября 1914 года миноносцах "Летучий" и "Исполнительный", в отданном на расправу немецкой подводной лодке 2 августа 1915 г. заградителе "Ладога", в расстрелянной германскими дредноутами в Рижском заливе 6 августа 1915 г. канонерской лодке "Сивуч", тогда же взорванной (по образу и подобию крейсера "Изумруд" в 1905 г.), другой такой же лодке "Кореец". Приведя флот к мятежу (роль Р.Н. Вирена особенно очевидна), "флотоводцы" устроили ему немало потерь ив 1917 г.

И когда в силу очередного головотяпства штабов на виду у пограничных постов 22 мая 1915 г. немецкая подлодка потопила шедший без охраны заградитель "Енисей", государь, прочитав душераздирающие подробности гибели людей в ледяной балтийской воде и смущенно оглядываясь на подаренный Вильгельмом II мундир германского адмирала, на донесении И.К. Григоровича начертал: "Вечная слава погибшим героям".

На стоянке в базе

Сам же министр, словно речь шла не о мучительной смерти сотен человек, а об утрате некого казенного имущества, в своих воспоминаниях походя отнес их к "неизбежным потерям" ("Воспоминания", с. 173). Мысль о том, что людей (по примеру англичан) могли спасти уже входившие тогда в употребление жесткие спасательные плоты, адмирала никогда не посещала.

Были, конечно, и минуты надежд и удачных свершений. Н.О. Эссен воодушевлял флот, как это делал в Порт-Артуре С.О. Макаров и, наверное, подобно ему мог привести флот если не к победе, то к стойкой обороне, когда не могло быть и речи о вторжении противника в отечественные воды. Но судьба, отступившись после Порт-Артура от России, отняла у нее единственного достойного адмирала, который не допустил бы провалов, которые устроили флоту занявшие его место любитель игры в бридж В.А. Канин (1862–1927, Марсель), пытавшийся следовать по стопам Р.Н. Вирена новый (с. 1916 г.) командующий А.Н. Непенин (1871–1917, убили матросы). О чехарде командующих в 1917 г. и говорить не приходится.

И только флот, только корабли, каждодневно страдая от своих незадачливых, как и в прошлой войне, командующих продолжали мужественно, честно и стойко выполнять свой долг. Вместо предполагавшейся, просто и ясно понимаемой, главной боевой задачи: сражения с превосходящими силами противника на артиллерийско-минной позиции — флот оказался в условиях борьбы, к которой был не готов. Хуже того — часть уроков той войны оказалась забыта. Достаточно указать на зачаточное состояние тральных сил, совершенно неудовлетворительные технику и боевую подготовку подводных лодок. Им из совершенных в 1915 г. 20 торпедных атак (выпущено 50 торпед) не удалась ни одна (А.В. Томашевич. "Подводные лодки в операциях русского флота на Балтийском море в 1914–1915 гг.", М.,-Л., 1939, с. 276). В полной неподготовленности флота к артиллерийскому бою признавался сам Н.О. Эссен (дневниковая запись, приведенная в примечаниях к книге Р. Фирле. "Война на Балтийском море", т 1, Л, 1926, с.121).

Теперь приходилось на ходу импровизировать во множестве ранее не рассматривавшихся в штабах, новых боевых задачах. Как писал в 1924 г. самый яркий представитель отечественной тактической мысли М.А. Петров (1885–1938), в предвоенное время вся работа тактики уходила преимущественно в решение задач, связанных со свойствами оружия (М.А. Петров. "Морская тактика Балтийского флота", Л., 1924, с. 26–29). Прекрасно была обеспечена артиллерийская подготовка одиночного корабля (бой "Новика" на Балтике), появилось искусство бригадной стрельбы ("Пантелеймон" в Черном море, против "Гебена"), хорошо налаженным считалось бригадное и полубригадпое ведение огня. Всесторонне была освоена практика минных постановок. В остальном же, как В.А. Петров подчеркивал по собственному штабному опыту, повсеместно проявлялось "отсутствие заранее разработанной научной мысли и той работы, которая могла бы быть выполнена заблаговременно до начала войны".

Свой вклад в неподготовленность флота к войне внес и Генмор, который отклонил планы активных минных постановок, предлагавшиеся И.О. Эссеном, и вычеркнул Моонзунд и острова из операционной зоны флота. Доля вины ложилась здесь на перерабатывающего предвоенный план операций А.В. Колчака (Морской журнал, № 28/4, Прага, 1930, с. 9). Пришлось силы и средства тратить на импровизацию в ходе войны, а для обороны островов спешно, в экстремальных условиях, строить далеко не оптимальные батареи в палубных, а не в башенных установках. Свою роль во всех этих просчетах сыграло и назначение Н.О. Эссена к штабной работе, которую он, по свидетельству С. Г. Тимирева, часто отождествлял с "канцелярщиной", "почему и терпел ее лишь как неизбежное зло".