– Последняя Надежда…

– Именно. Я сомневаюсь, что Церковь самодостаточна. Даже если они выращивают кое-что для пропитания сами, они нуждаются и в других припасах. Я копалась в трюмах «Кавалера» и обнаружила там товары, которые без надобности выродкам Последней Надежды. Думаю, у Церкви есть тут последователи. Может, они приглядывают за желающими вступить в их ряды, но, что важнее, они доставляют товары в крепость Церкви. Все, что нам нужно, это найти навьюченный караван, направляющийся в пустыню. И проследить за ним.

Трик осмотрел девушку с головы до ног и слабо улыбнулся.

– Мудрая Бледная Дочь.

– Не бойтесь, дон Трик. Я не позволю этому…

Двеймерец поднял руку и резко остановил Цветочка. Затем прищуренно посмотрел на бесплодные окрестности, сморщил нос и принюхался к шепчущему пустынному воздуху.

– Что такое? – Мия схватилась за свой кинжал из могильной кости.

Трик покачал головой, закрыл глаза и выдохнул.

– Незнакомый запах. Напоминает… старую кожу и мертв…

Ублюдок фыркнул и поднялся на дыбы. Мия вцепилась в седло и выругалась, как вдруг красный песок вокруг них взорвался, и из земли вырвалась дюжина щупалец. Шесть метров в длину, усеянные хваткими зазубренными когтями: они выглядели такими же иссушенными, как внутренности иглы черниломана.

Ублюдок испуганно заржал, когда один из кожистых отростков обвился вокруг его передней ноги, а второй сжал шею хваткой палача. Жеребец боролся, плюясь и брыкаясь, как дикое животное. Мия вновь взмыла вверх, перелетела через голову Ублюдка и покатилась к обладателю щупалец, вылезающему из песка и разевающему отвратительную крючковатую пасть. Воздух зазвенел от свистящего, гортанного ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-шипения.

– Песчаный кракен! – взревел Трик, хотя в этом не было особой нужды[35].

Мия достала стилет и ранила щупальце, пытавшееся убрать ее с дороги. Брызнула маслянистая кровь, и земля задрожала от громоподобного рева. Мия прокатилась между двумя смертоносными конечностями, увернулась от третьей и с одышкой пригнулась, занимая боевую позицию. Мистер Добряк выступил из ее тени, глядя на воцарившийся ужас, и тихо не-вздохнул.

– …Симпатяга…

Трик вытащил ятаган, спрыгнул со спины своего жеребца и замахнулся на щупальце, обвившееся вокруг ноги Ублюдка. Со звуком, напоминавшим удар засаленного хлыста, зверь вновь громко заревел, глядя на свой искалеченный отросток. Его глаза стали круглыми, как блюдца, пыльные жабры вздулись. Отрезанная конечность извивалась по земле, обрызгивая Трика вонючей сукровицей. Ублюдок опять заржал от страха, на его шее показалась кровь там, где ее сдавливало щупальце.

– Отпусти его! – закричала Мия, атакуя другой отросток.

– Отойди! – рявкнул на нее Трик.

– Отойти? Ты свихнулся?

– А ты? – Трик указал на ее кинжал. – Думаешь убить песчаного кракена своей зубочисткой? Пусть сожрет коня!

– В бездну! Я только что украла этого гребаного жеребца!

Проделав обманный маневр, Мия ударила по очередной когтистой конечности и пустила свежую кровь. Тварь замахала щупальцами и размазала недовольного Трика по песку. Девушка сжала кулаки, спешно окутывая себя тенями, чтобы избежать подобной участи. Эти когти выглядели достаточно острыми, чтобы продырявить боевого ходока[36].

Сильно раздосадованный этими маленькими тюфяками, набитыми мясом, и их острыми палочками, кракен по большей части сосредоточился на том, чтобы затащить свой породистый ужин – который, несомненно, теперь сокрушался, что был украден, даже больше, чем раньше, – под песок. Но когда Мия укуталась во тьму, чудовище издало оглушительный рев и вновь выскочило из земли, размахивая щупальцами во все стороны. Казалось, Мия окончательно его разозлила.

Трик выплюнул песок изо рта и выкрикнул предупреждение, пытаясь разрубить очередную конечность. Похоже, от тенистого плаща не было никакого проку – под ним Мия почти ослепла, а зверь все равно ее видел. Она позволила теням упасть со своих плеч, прыгнула к стонущему коню и покатилась по пыли. Девушка извивалась между лесом когтей и отростков под звуки свистящего шипения щупалец в воздухе, чувствуя волну почти неминуемых ударов, которые чудом не задевали лицо и горло. В этой буре она не знала настоящего страха. Просто увиливала и пригибалась, скользила и перекатывалась. Танец, которому научил ее Меркурио. Танец, которым она жила почти каждую перемену с тех пор, как ее отец совершил длинный прыжок с короткой веревкой.