заключённых, как скот, на который с остервенением лают при посадке и высадке злые сторожевые псы. Этих огромных людоедов удерживают на звенящих металлом поводках солдаты с автоматами, и почти все эти солдаты – выходцы из среднеазиатских республик, потому что они искренне не любят тебя и не пойдут на возможный контакт с тобой, человеком другой веры, культуры и даже цветом кожи. Я не буду смотреть на одуванчик в запретной зоне, как на проявление инопланетной жизни. Я не буду вынужден подчиняться и подобострастно улыбаться тем людям, которые мне неприятны и омерзительны. Я не знаю, какова будет моя жизнь, если я совершу убийство, но не окажусь в тюрьме… Может быть, это существование станет приносить такие сильные душевные страдания, которые превысят физические страдания от длительной тюремной и лагерной жизни. Мне известно из рассказов убийц, что если человек совершит одно убийство, то не сможет потом остановиться. Жизнь другого человека для него теряет святость… Может, мне стоит сделать предложение этой бабе и жениться на ней? Она не замужем… Вот только она старая уже и родить мне, наверное, не сможет. Это для матери будет неприятная партия. Опасно то, что эта баба может дать лживое согласие, а потом все же посадит меня, когда выберется отсюда… Сегодняшний вечер должен дать мне понять, какой она человек. А могила должна быть готова на всякий случай…» – рассудил Бурцев, стоя уже по пояс в яме. Через час он стоял на штык ниже поверхности. «Как я отсюда выберусь?» – подумал неожиданно с лёгким испугом Бурцев, чувствуя холод от близости могильной земли вокруг себя, но тотчас его осенила догадка, что нужно воспользоваться лопатой. Он положил черенок поперек ямы и как на перекладине подтянулся на нем, затем закинул колено правой ноги на край могилы. С трудом он выкарабкался, насыпав обратно вниз немного выкопанного грунта.

ГЛАВА 10

«Хочется есть…», – подумал Бурцев, возвращаясь окончательно в полуподвал, напугавшись холода могилы и непонятно почему представив, насколько страшно быть закопанным в такой сырой и безжизненной земле, оставаясь живым. За столом в комнате отдыха при бане Зоя сидела в ярком свете и в тепле. На ней был надет жёлтый махровый халат, и она, разомлевшая от жара парилки, пила чай. На голове она повязала полотенце в виде турецкой чалмы. Теперь Зоя выглядела не так пугающе, как при выходе из подполья. Сейчас лицо её немного блестело от крема, и запах от этого крема распространялся повсюду. В её сумке имелись и духи, но сейчас пленница ими не воспользовалась, памятуя, видимо, причину ссоры в такси. Главное, что удивило Бурцева, – это её губы. Они были слегка подкрашены помадой. Невероятно, но после бани синяк у Зои вокруг глаз чуть уменьшился и не казался очень тёмным. «Несомненно, что этот синяк и за неделю не сойдёт, но если каждый вечер принимать горячую баню и париться, то он исчезнет значительно раньше… – подумал Валерий. – Но губы! Губы! Почему она их накрасила? Или это неосознанная женская привычка, или это для меня?.. Это, несомненно, для меня, ведь других мужчин здесь нет. Я же на её симпатию выкопал холодное и страшное ложе для неё… Я, безусловно, чудовище!» – говорил себе Бурцев и не хотел верить перемене в лучшую сторону к себе пленницы.

– С лёгким паром, – не смея улыбнуться, тихо сказал Валерий, продолжая оставаться какое-то время поражённым контрасту между холодной сырой могилой и тем теплом и светом, что окружали в данную минуту чистую и раскрасневшуюся невольницу.

– Спасибо, – смутившись ответила Зоя. Она поставила чашку на стол и непроизвольно натянула халат на голые колени, потом неосознанно начала поправлять полотенце на голове. Зоя явно волновалась и словно не знала, куда пристроить руки, несмотря на то, что была значительно старше Бурцева, а в жизни всегда уверенной в себе женщиной. Ей стало вдруг неловко из-за того, что она быстро освоилась в доме у чужого мужчины, который только вчера избил её и изнасиловал. Она чувствовала себя бесправной добычей в руках этого безжалостного мужчины и поэтому рассудительно смирилась со своей участью. Её жизнь до этого плена казалась ей уже нереальной, где она могла грубо и властно говорить с подчинёнными на работе мужчинами. Она прожила почти сорок лет и как дитя не предполагала, что могут существовать такие дикие, жестокие и непредсказуемые люди, подобно её похитителю. Зоя догадывалась, что существуют где-то страшные преступники, но что в жизни сама пересечётся с одним из таких – никогда не ожидала.

«Интересно, надела ли она после бани на себя привезённые мной трусы или голая под халатом?» – подумал Бурцев и спросил:

– Ты поела?

– Да…

– Вода холодная в бане ещё осталась?

– Одна бочка ещё полная, – ответила тихо Зоя.

– Я сейчас пойду и помоюсь, а ты сделай мне бутерброды с ветчиной и с помидорами.

– Хорошо, – сказала послушно Зоя и, ожидая, когда Бурцев уйдёт мыться, села, подобно школьнице, положив ладони на плотно сдвинутые вместе колени. Бурцев поднялся к двери, ведущей из полуподвала на улицу, и демонстративно закрыл её ключом на два оборота внутреннего замка. В предбаннике Валерий разделся, потом зашёл в парилку и забрался на полок. Ему показалось, что недостаточно жарко, и он плеснул два мелких ковшика из бака горячей воды на камни, что лежали поверх печки вокруг дымовой трубы. Тотчас обжигающий уши жар разошёлся сначала по потолку, потом стал оседать ниже, и Бурцев почувствовал, что его лицо опять заливает пот, как совсем недавно в саду, а спустя пять минут пот заструился и по телу. «Если бы она прожила здесь пару недель, то следы побоев, несомненно, исчезли бы… и тогда пусть она обращается в милицию. Как она сможет доказать, что я привёз её к себе силой, избил и изнасиловал? Я могу возразить, на её заявление тем, что мы познакомились в моем такси, и она приехала ко мне по собственной воле… и что она осталась у меня по собственному желанию… Она попросилась пожить у меня… и я не мог ей отказать. Мы решили пожениться. Да, мы занимались любовью, но по обоюдному влечению и желанию… Зачем мне привозить её против воли и насиловать здесь? Она не молодая девушка, а женщина, и на много старше меня, которую нет нужды мне насиловать… Нет! Моё прошлое перечеркнёт все мои доводы. Я бывший насильник и этим все сказано. Она же – нормальный человек. Она член партии девять лет, а значит, человек с безупречной репутацией для правоохранительных органов. Все дело в том, что если она будет уверять меня, что не обратится в милицию, то я все равно не могу поверить ей на слово. Вернее, я не могу ставить свою жизнь в зависимость от её обещания», – опять рассудил Бурцев, почувствовав, что стало нестерпимо жарко. Он спустился сверху на нижнюю ступеньку, набрал в эмалированный таз холодной воды и окатился. Затем Валерий намылился шампунем с головы до ног и дважды облился тёплой водой. В другое время он бы несколько раз зашёл в парилку, а сейчас при Зое не мог себе этого позволить. Выйдя в прохладный предбанник, Бурцев накинул на плечи широкое махровое полотенце, сел на деревянную лавочку, опёршись локтями на колени, и прислушался. В комнате отдыха Зоя чем-то стучала по столу. «Господи, я дал ей возможность пользоваться кухонным ножом! Вдруг она захочет его применить против меня и, угрожая, выскочит на улицу…» – с лёгкой паникой предположил Бурцев и невольно оглянулся, отыскивая какой-нибудь предмет для возможной обороны. Надев длинный банный халат и повязав пояс, Валерий взял в углу половую щётку на длинной палке, затем, подхватив рабочую одежду, вышел в комнату отдыха. Зоя резала на разделочной доске помидоры. На какое-то мгновение она подняла глаза в обрамлении синяка и с удивлением посмотрела на Бурцева, стараясь понять, зачем ему щётка. Бурцев сел в старенькое ободранное сзади кошачьими когтями кресло чуть поодаль от стола и поставил щётку у стены, а одежду положил на пол.

– С лёгким