Участники совещания вышли. Рулевой взял из холодильника торт-мороженое, разрезал на части.

Некоторое время лакомились молча. Корытин не решался прервать молчание.

– Ну, что новенького? – спросил Рулевой.

– Ловят рыбу, жарят шашлыки, вспоминают прошлое, о деле – ни слова, – доложил Корытин. – Хотя, кто знает… Иногда о чем-то шепчутся.

Он говорил о Гридасове и Пичугине, который залетел в Поволжск на неделю отвести душу на рыбалке, жил со своей подругой на их загородной базе, но как бы даже и не думал уезжать. То ли рыбалка понравилась, то ли отсиживался после акции.

Пичугин был ликвидатор. Его показали Рулевому в Москве, когда тот отказался отстегивать денежку. Тогда только начинающий наркоторговец, он еще не знал, что полностью отвязанных региональных наркобаронов не бывает. Все в этом бизнесе строго централизовано, а верхушка пирамиды – в столице нашей родины. Можно, конечно, послать эту верхушку куда подальше, но где гарантия, что это останется без последствий? Рулевому как бы невзначай шепнули, кивнув на Пичугина, что этот парень лишает жизни голыми руками, не оставляя никаких следов. Так что соображай, дружище, стоит ли рисковать.

Рисковать Рулевой не хотел. Если в Москве действительно есть люди, которые координируют региональные наркокартели и оказывают им юридическую помощь, то зачем с этими людьми ссориться? С ними дружить надо, чтобы рано или поздно занять среди них свое достойное место.

И он дружил. Взносы в общак платил регулярно и в полном объеме. Зачем, в таком случае, к нему прислали ликвидатора? И чего ради этот убивец дружит с Гридасовым, а не с ним?

Червь сомнения точил душу Рулевому.

Гридасов появился, когда Рулевой и Корытин перетерли все вопросы и собирались разбежаться. Он, оказывается, был возле колонии, решал кадровые вопросы. Их организация расширяла свою дилерскую сеть, а для этого не хватало надежных людей. Решили искать среди освобождающихся зэков. Среди сотрудников колонии у них был свой человек, завербованный в свое время самим Рулевым. Человек работал в спецчасти, имел прямой доступ к личным делам заключенных. Готовил для Гридасова копии приговоров тех, кого готовили к освобождению. Гридасов внимательно изучал кандидатуры, затем передавал на утверждение Рулевому.

16 апреля 2006 года, воскресенье, после обеда

Чеснок купил в универсаме ящик пива, несколько килограммов шашлычного мяса и вывез самых лучших, с его точки зрения, грифов на берег Волги.

Бухала в машинах музыка, дымился мангал, по берегу разносился запах жареного шашлыка, пир шел горой.

– Все идет путем, пацаны, – выступал Руслан. Никогда еще грифы не видели своего предводителя таким важным и торжественным. – На нас делается большая ставка. Главное теперь – не подгадить.

Грифы сдержанно загалдели: мол, они не подведут.

– Тогда ройте братскую могилу, – сказал Чеснок.

Пикинес и Шуруп первыми вынули из багажников лопаты.

Яму вырыли неглубокую, чисто символическую. Каждый ложился и складывал на груди руки, крест-накрест, изображал себя мертвым. Это была клятва без слов.

Когда-то Чеснок сам прошел этот обряд. Потом рассказал грифам. С тех пор ему не давали покоя:

– А когда мы будем копать себе могилы?

Подкатил Гоша. Открыл банку с пивом и стал попивать, закусывая чипсами. То, чем занимались грифы, его забавляло. Ну, детский сад, честное слово. Романтики, блин.

– А теперь твоя очередь, – неожиданно сказал Руслан.

Только теперь Гоша понял, для чего его сюда зазвали. Допил пиво, дожевал чипсы и, посмеиваясь, лег в могилу.

Руслан кивнул пацанам. Они взялись за лопаты и стали закидывать Гошу землей.

– Эй, вы чего? – забеспокоился мент, пытаясь выбраться из ямы.

Пикинес и Шуруп приставили острия лопат ему к горлу. Остальные продолжали забрасывать его землей.

– Вы чего, пацаны? Что за шутки, блин? – в голосе Гоши звучала паника.

– Так будет со всяким, кто пойдет против нас, – зловещим тоном проговорил Руслан.

Гоше велели вытянуть руки вдоль тела. В таком положении земля попадала ему в глаза, в рот. Он попытался встать, но грифы крепко держали остриями лопат.

Руслан склонился над ним:

– Кто тебя подослал? Скажешь – будешь жить.

– Какого хрена! – вопил Гоша. – Что ты гонишь? Никто меня не подсылал. Я сам раньше мотался. Поэтому Шокин и направил меня в этот отдел. Я ваш, пацаны, я для вас все что хотите сделаю.

– Наши ментовские погоны не носят. Кончайте его, – сказал Руслан, подмигнув грифам.

– Козлы! – Гоша вдруг перестал барахтаться, затих. Руслан дал грифам знак, чтобы прекратили бросать землю.

Гошу подняли из могилы. Положили рядом на траву лицом вниз. Он судорожно хватал воздух, кашлял, прочищал глаза.

– Извини за резкость, – со смешком сказал ему Руслан. – Вот теперь мы тебе верим. Но не до конца. Поимей это в виду.

16 апреля 2006 года, воскресенье

Кодацкий выносил из дома деревянные складные кресла, открывал бутылки с напитками. Царьков нанизывал на шампуры куски томленного в шампанском мяса. Лещев тоже нашел себе занятие – разжигал мангал. Бездельничала только Анна. Она бы с удовольствием помогла жене Царькова Тане, но та больно уж ревниво смотрела, просто обжигала своими черными глазами. Добрые люди подсказали Тане, будто бы «акула пера» встречается с ее Леонидом.

Анна жила в Поволжске уже третий год, но никак не могла врасти в здешнее общество. Одевалась она беднее местных модниц, считая, что дорогие наряды только старят. Но при этом всегда выглядела на свой неповторимый манер. Косметикой, считай, не пользовалась. Разве что под давлением подруги Оли, совсем чуть-чуть, по большим праздникам. А выглядела так, что не могла незаметно пройти по городу.

Мужчины пытались знакомиться с ней на каждом шагу, и она знакомилась, и терпеливо выслушивала неуклюжие комплименты. И хотя никто из мужиков не мог похвастать, что уложил ее в постель, общественное мнение вынесло свой приговор – эта баба без комплексов.

«Вот дура-то», – думала Анна о Тане. Царьков даже близко был не в ее вкусе. Роста не хватает. Лысина уже пробивается. А мужчина без волос на голове – все равно что без штанов.

Улучив момент, успокаивающе шепнула Тане:

– Наверно, вам что-то наговорили. Поверьте на слово, мне ваш муж не интересен.

Таня смягчилась и тут же полезла в чужое пространство:

– Сколько вам?

Обижаться на нее было бы глупо. Еще глупее было бы отчитываться. Анна промолчала.

Таня расценила молчание как возрастную слабость. И пошла дальше – мысленно раздела Анну, как это делают женщины, завидев соперницу. Ничего хорошего из сравнения не получилось. «Зато я наверняка лучше трахаюсь», – подумала Таня.