Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя телефон трезвонит, — сообщает Влад, подходя к рингу, протягивая мне смартфон.
— Брось его где-нибудь. Потом посмотрю, — отмахиваюсь от приятеля, продолжая истязать лапы и тренера заодно. Влад тренируется со мной в паре, его я узнал, когда только приехал сюда, и мы как-то сдружились, но иногда он раздражает своей навязчивостью. Ещё и телефон мой зачем-то трогает.
— Я в раздевалку его отнесу, — говорит и уходит в заданном направлении. — Имя какое-то странное — Милк-Милк, — доносится его удаляющийся голос.
До меня не сразу доходит, что он имеет в виду, а когда понимаю, в лицо впечатывается кожаный снаряд. Я больше не защищаюсь, позволяю тренеру себя дубасить, потому что не чувствую боли.
— СТОЙ! — ору я Владу во всю глотку, чем пугаю окружающих меня спортсменов, которые так же, как и я, занимаются в этом клубе.
Владик, словно током ударенный, резко тормозит и смотрит в недоумении.
— Дай мне телефон, — наспех скидываю перчатки, слышу недовольный возглас тренера и впопыхах подныриваю под канаты.
Когда телефон в моей руке, не верю своим глазам. Это и вправду её номер, она и вправду мне позвонила… два года спустя.
Что она хочет?
Может, случилось чего?
Палец тянется к кнопке вызова, всей душой хочу нажать на неё, но почему-то себя сдерживаю, а потом и вовсе отдаю телефон другу, позволяя унести его в раздевалку. Это страх, такое объяснение я даю своему поступку. Непобедимый боксер — боится. Боюсь, что чувства, которые закапывал и хоронил, повылезают, как только услышу её голос. Боюсь, что она растопчет меня, как и тогда, два года назад.
Не спеша возвращаюсь к тренировке, хотя это уже невозможно. И как бы ни колотил по груше, как бы ни истязал себя в спаррингах с Владом, весь вечер мои мысли далеко за пределами ринга.
Она позвонила мне! Она, наконец-то, мне позвонила!
Тем же вечером в своей квартире, не выпуская телефон из рук, гипнотизирую его тяжёлым взглядом. Хочу перезвонить и молюсь, чтобы она это сделала сама. Когда часы показывают двадцать один ноль-ноль, телефон наконец-то оповещает о входящем вызове. Раньше мы всегда созванивались именно в это время. После суеты дня, после тренировок, когда я свободен и она свободна. Так значит, она помнит?!
— Алло, — говорю и не узнаю собственный голос. Он как будто дрожит.
— Паш… привет, — слышу её, и сердце пропускает удар. — Это я… Милла.
— Привет. Как ты? — спрашиваю на тяжёлом выдохе, желая, чтоб она говорила и говорила, потому что её голос переворачивает внутри меня всё, буквально ставит с ног на голову всю мою жизнь. Одним только голосом она способна меня подчинить.
— Я… нормально, — немного сконфуженно отвечает девушка. — То есть не очень.
— Что-то случилось?
— Да. То есть нет. Не знаю, мне как-то неудобно тебя просить, но мама настояла…
— Проси, — перебиваю её, — всё, что хочешь, — это и правда так. Я сделаю для неё всё, и не важно, сколько лет пройдёт, пять или пятнадцать.
— Я знаю, что уже слишком поздно, — с горечью говорит Милла, — но я хотела бы приехать. У меня ничего не получается дома. Абсолютно ничего. Я не могу найти работу… и… в общем, нет ли у тебя возможности помочь мне с этим?
Абсолютно не верю, что слышу это сейчас. Она хочет приехать?! Сама, без моих уговоров.
— Я всё устрою, — выпаливаю, не думая о последствиях. — Когда тебя ждать?
— Правда? — в голосе девушки слышится не поддельная радость. — Спасибо, Паш. Билет куплю прямо завтра. Думаю, в ближайшие пару дней я уже сяду в поезд.
— Позвони мне, когда тебя нужно будет встретить.
— Да, конечно, — на пару секунд замолкает, — спасибо большое, Паш! Я так благодарна…
— Не стоит, — перебиваю её, — я рад, что ты позвонила…
***
Раннее утро застаёт меня проливным дождём, и пока бреду по парковке к своей машине, позволяю влаге остудить мою горячую голову. Меня ждут в клетке к десяти, но я вышел на час раньше. Как сильно не хотел бы избегать Влада, тетю Нину, да и всю чёртову больницу, хочу увидеть Миллу. Просто обязан хоть короткий миг побыть с ней.
Но вопреки всем моим опасениям в палате нет ни Владика, ни её матери, только Милла, такая же бледная и безжизненная, но всё же прекрасная, как и всегда.
— Привет, — говорю ей, присаживаясь на стул. Осторожно подсовываю свою руку под её холодную ладонь и слегка сжимаю. — Я скучаю, Милк-Милк, — говорю то, что надо было давно сказать. — Я так скучаю по тебе… Ты меня слышишь? Я так надеюсь, что слышишь. — Говорить с девушкой вот так с каждым днём становится всё проще. Я уже не чувствую неловкости и может, даже верю в то, что она может слышать. — Знаешь, Милк… я тут вспоминал, как ты приехала ко мне два года спустя, когда не надеялся, что увижу тебя снова, — непроизвольно улыбаюсь, посильнее сжимая руку. — Ты тогда сделала меня самым счастливым человеком, и я ни на что не променяю это время. То время, когда держал тебя в своих объятьях…
Чуть больше четырёх лет назад
Милла
С внутренним трепетом и лёгкой опаской делаю неуверенный шаг на платформу. Мой поезд наконец-то прибыл. После двух суток пути чувствую усталость, но предстоящая встреча с Павлом задвигает эту усталость на задний план. Предвкушение, возбуждение и счастье — вот на чём концентрируюсь. Старый чемодан громко шуршит неровными колёсиками, пока качу его по перрону. Спускаюсь по лестнице вниз в подземный переход и, ориентируясь по табличкам, сворачиваю направо. Несколько минут ходьбы, упираюсь в широкую лестницу, ведущую наверх, в главное здание железнодорожного вокзала. Там полно народу, суетливо бегущего по разным делам. Длинные очереди у касс, группы людей, застывших у табло в ожидании своего поезда. Тут и встречающие, и провожающие, и пассажиры, и туристы, так же разглядывающие вокзал, как и я. В этом потоке очень легко потеряться, поэтому с Пашкой договорились встретиться у центрального входа. Он сказал, что будет ждать меня на лавочке, и на мои опасения, а найду ли я эту лавочку, заверил, что мимо точно не пройду. И сейчас, видя перед собой, в двадцати метрах, массивные двери главного входа, ощущаю, как сердце вовсю выпрыгивает из груди. Мой когда-то лучший друг там, за этой дверью, буквально кожей чувствую, что он рядом. На трясущихся ногах преодолеваю расстояние до выхода, сердце трепещет уже не в груди, оно бьётся где-то в животе и стучит в висках. От волнения даже немного подташнивает, а рука дрожит и сильнее сжимает ручку чемодана. Толпа как будто расступается, позволяя мне быстрее достигнуть цели. Массивные двери открыты, за ними четко вижу две деревянные скамейки на железных ножках. На них сидят люди, мужчины, женщины и дети, но я смотрю только на одного человека. На лучшего друга, такого родного и такого… неузнаваемого. Он изменился, стал шире в плечах и внешне похож на красивую греческую статую. Его лицо по-прежнему открытое и доброе, но взгляд, такой пристальный, такой испытывающий, буквально прожигает меня, заставляет кожу плавиться.