Конечно, старикан, трусоватый тесть, изошел бы на дерьмо. Пока он верховодил, не было ничего, кроме мыла и эфирных масел. Баске потребовалось полгода, чтобы убедить старого скупердяя заняться сбытом ароматизированных свечей, дьявол его раздери. И когда товар разошелся меньше чем за месяц, старик отказался даже разговаривать о новой партии. Мол, это не их основной бизнес, это унижает... «На чем образована компания, — объявил он — на том она и живет». При этом в своем дурацко-покровительственном стиле постукивал тыльной стороной одной руки по ладони другой.

Баске изо всех сил старался доказать, что этого недостаточно, чтобы поддерживать семейный бизнес в приличном состоянии. Доходы были приемлемые, но незначительные. Так или иначе, акции компании никогда не стоили больше нескольких су, а годовые дивиденды выглядели все более удручающе. Бизнес продолжался по инерции, не более того. Вот почему, когда старик умер и Баске наконец прибрал дело к рукам, компания стала развиваться в неожиданных направлениях. И именно это разнообразие — застройка, лизинг, страховой бизнес, ипотека, а в последнее время и морская торговля — помогало семейному бизнесу держаться на плаву, давая прибыли, которые старику и не снились. Вот тебе и вся игра в осторожность.

Обогнув каменистый обрыв и дойдя до крайней безопасной для себя точки бухты, «Ферретти» встала. Здесь кобальтовые глубины уступили место аквамариновым отмелям, и примерно в шестидесяти метрах на дуге песчаного пляжа нежно шелестел прибой.

Баске подался вперед, снял солнечные очки, прикрыл глаза от солнца ладонью. Он видел это все. Там, за пляжем, где на каменистых склонах, кроме кустарника, нет ничего, на свайной платформе будет поставлено клубное здание и ресторан. Там будет лавочка, мастерские и магазины со всякой всячиной. А в том месте — двойной причал, достаточно большой, чтобы принять дюжину крейсерских яхт.

Нацепив очки, Баске мысленно проследовал дальше по травянистой дорожке, бегущей вверх по склону среди деревьев — единственный проход к бухте с суши — и переходящей в каменистую козью тропу, которая выводила через сосны и оливки к дороге Д559. Именно так будет проложен подъездной путь, от поста охраны и ворот с колоннами через почти два километра приведенной в порядок территории, две сотни гектаров ухоженных лужаек, теннисных кортов, кольцевая автодорога...

Сейчас казалось, что самая большая проблема для Баске в том, как назвать это место. «Каланке-клуб»? Или просто «Каланке»?

Или, как предложила его любовница Анэ, «Каланке-1». Неплохо. Баске нравилось — то же самое опять, вдоль следующего залива. Еще одно детище Баске. Больше строений, меньше накладные расходы, выше цены и доходы.

Придрейфовав ближе к берегу и оказавшись почти в полосе прибоя, Баске и Памук пустили яхту по течению, мимо домов стоимостью в три миллиона долларов, архитектурные проекты которых Баске держал в своем офисном сейфе. К концу месяца у него будет все, что нужно.

Когда «Ферретти» достигла последнего поворота, Баске бросил взгляд на «Ролекс». Точно ко времени.

Рядом с ним, разглядывая воду впереди, Памук переложил штурвал на правый борт и сдвинул рычаги вперед. Но когда они вышли из бухты, Памук вдруг застыл, снова до предела сбросил обороты. В сотне метрах впереди стоял катер с черными бортами. Под тяжестью двух подвесных моторов его нос высоко задирался над волнами. Название «Плуто» написано пылающими буквами по лаковому корпусу. В кабине находились двое мужчин. Один, в черной рубашке, сухощавый, но хорошо сложенный, стоял за штурвалом, его светлые волосы развевались на ветру. Второй, видны были только его голова и плечи, сидел сзади, облокотившись на спинку переднего сиденья. У него на лице виднелось жуткое пятно цвета спелой малины.

— Все в порядке. — Баске протянул руку, чтобы успокоить Памука. — Подойди к его борту. Молодец.

Через пять минут суда были поставлены на кранцы. «Вале-дез-О» был на пять метров длиннее и намного выше скоростного катера, но на добрых двадцать узлов тихоходнее. Памук, удерживая яхту на месте, смотрел, как мсье Баске появился на носу и наклонился через леер. Внизу, в кабине, мужчина неуверенно поднялся с кресла, и они начали беседовать. Низкий гул двигателей и порывистый ветер не позволяли расслышать, о чем шла беседа, но встреча казалась вполне дружеской.

Рандеву, сообразил Памук, было запланированным. И, видно, в крайней степени тайным.

Через несколько секунд разговор был закончен взмахом руки, так как рукопожатие было невозможно, и Баске вернулся на мостик. Мужчина в черной тенниске на «Плуто» отвязал швартовы, и суда разошлись.

Памук взглянул на босса, и тот кивнул в направлении Марселя. Памук отвел «Ферретти» от катера и взял курс на порт.

Мсье Баске начал хлопать по карманам шорт, рубашки. Памук понял смысл этих движений. Он убрал руку со штурвала и достал из выдвижного ящичка на торпеде леденцы.

Тридцать лет назад Жако направился бы к Ла-Жольет и в переулки возле Ке-дю-Лазаре. В те времена парни, занимающиеся татуировками, ошивались именно там, закачивая красные и синие чернила в мясистые моряцкие бицепсы. Клиенты либо находились в коматозном состоянии от выпивки, доставленные хихикающими коллегами, либо сами оттягивали рукава, чтобы лучше рассмотреть, как иголка перемещается по их коже.

Но теперь на Ла-Жольет был совсем другой мир, отличный от тех времен, когда Жако мальчишкой слонялся по этим улицам с Дуасно и его приятелями. Теперь там были краны и строительные каски, грохот отбойных молотков, бульдозеров, строительство новых веток метро. И недавно завершенная и широко разрекламированная перестройка офисных площадей. Старые склады напротив Приморской эстакады превратились в шикарные и изящные офисные здания — шестиэтажные атриумы, лифты со стеклянными стенками, клумбы, засаженные гигантскими папоротниками, и бассейны с золотыми карпами среди тиковых полов и посыпанных гравием японских садиков.

Сегодня ближайший к Ла-Жольет салон-тату приютился во дворике за Репюблик. Именно туда и направлялся Жако. Во вторник утром. Первым делом, как советовал Гасталь. Пешком. Ощущая легкую слабость и вялость после вина, выпитого у Гасси накануне вечером, но в полной готовности.

В этом, решил Жако, прикрыв глаза ладонью, когда вышел из тенистых боковых улочек Ла-Панье на залитую солнцем пристань Старого порта, и заключается суть, все, что ему нравится в полицейской работе. Настоящей полицейской работе. В траншеях. Фото в кармане и целый город, который предстоит пропахать. Люди, которых нужно найти. Вопросы, которые необходимо задать. Ниточки, которые надо распутать.

Конечно, Гимпье не одобрил бы. Для Жако, выполняющего обязанности старшего по следствию, это был не тот вид полицейской работы, которым он должен заниматься. Эту работу с большей пользой можно было поручить кому-нибудь из его группы — ищейке Пелюзу, или хитрой, непредсказуемой новенькой Изабель Кассье, или Шевэну с его обезоруживающим заиканием, или Логанну, Сэрру, Мюзону. Любой из бригады по расследованию убийств в силах выполнить подобную работу. Но Жако ничего не мог с собой поделать. Он должен быть здесь, под утренним солнцем, прислушиваясь к интуиции, располагая ничтожнейшей уликой, над которой предстоит работать; зная, что где-то в городе прячутся ответы на все вопросы, ключи ко всем преступлениям, виновные во всех убийствах. Надо только поискать. Как в прежние времена. Ухватить нить игры, держать глаза и уши открытыми и использовать все предоставляющиеся возможности.