Так я прошел еще несколько дворов, пока не добрался до облюбованного накануне дома. Вчера я добрался только до третьего подъезда, и вряд ли здесь кто-то успел покопаться за время моего отсутствия. Что ж, начнем с третьего.

Дверь была вынесена и стояла рядом, прислоненная к стене. Не то ее собирались менять прямо перед спячкой, не то она проржавела и отвалилась во время тридцатилетнего сна. Я шмыгнул в темный провал подъезда и зашлепал по лестнице наверх.

Собственно, я успел преодолеть всего несколько ступенек. За спиной хрустнуло битое стекло, и смеющийся женский голос сообщил:

— Руки вверх!

Застывшее было сердце застучало с новой силой. Я обернулся. Лица в темноте я не видел, но фигуру узнал. И голос тоже.

— Ты что здесь делаешь?

— Тебя жду.

Улыбающаяся Яна кошачьей походкой вышла на свет, встала рядом со мной ступенькой ниже и поцеловала в щеку. Я почувствовал, как внутри зреют совершенно зверские, первобытные инстинкты.

— Это аванс, — многообещающе сообщила она.

Рука девушки скользнула в карман. Тихонько звякнуло. Яна подняла руку и потрясла у меня перед носом связкой ключей.

— Что это?

— Ключи, — томно улыбнулась Яна. — От моей квартиры. Здесь, совсем рядом.

Я поймал себя на том, что, как неудовлетворенный десятиклассник, таращусь на потемневшие, подернутые ржавчиной ключи. Близость Яны хреновенько действовала на мою способность соображать. Но ведь не мальчишка ж я со спермотоксикозом, чтобы мной можно было так легко манипулировать.

— Ян, мне работать надо. Иначе…

Рука Яны легко проскользнула по моей груди, животу. Опустилась ниже.

— У меня дома, на антресоли, палатка туристическая и мангал с шампурами. Сгодится в качестве трофея?

Слова застряли в глотке, я пожал плечами. Идиотская ситуация. А я очень не люблю чувствовать себя идиотом.

— Тогда пошли. Или можешь здесь остаться и что-нибудь поискать.

Она подмигнула и, не оглядываясь, пошла к выходу из подъезда. Я поплелся следом, как козел на поводке. Яна остановилась, обернулась. На щеках ее появились ямочки, в глазах плясали знакомые озорные черти.

— Не вместе, — звонко рассмеялась она. — Запоминай дорогу.

Запоминать там было нечего. Нужно было пройти всего несколько дворов все в том же направлении, добраться до обветшалой гостиницы и зайти в подъезд соседнего дома. Единственное, в чем была загвоздка — патрули. Дом, в который мне нужно было попасть, просматривался с того места, где располагался один из постов. Здесь, как я понял, проходила граница территории, которую контролировал большой человек Фара.

Но проскользнуть в подъезд незамеченным вышло без особого труда. Нужно было только выждать немного. Не такое и страшное, оказывается, это фарафоновское оцепление. Не говоря уже о бдительности.

Яны в подъезде не было. Да и не должно было быть. Я знал этаж и номер квартиры.

Квартира. Я попробовал слово на вкус. Давно забытое, очень странное в новом мире. Как и сама ситуация. Женщина пригласила меня в гости к себе домой. До спячки в этом не было ничего странного, сейчас даже звучало как-то необычно. И я млел от предвкушения.

Пока шел по лестнице, буквально физически чувствовал сокращающееся между нами расстояние. Как там, в детстве, заставляли учить: «От радости в зобу дыханье сперло». Тогда, в школе, эти строчки запоминались, но не понимались. Чтобы хотя бы осмыслить их, нужно было задумываться. И все равно выходил набор слов. Сейчас я эти слова, кажется, прочувствовал.

Этаж. Четыре двери. Я свернул на площадку и посмотрел на номера. На двух дверях их не было. На одной, видимо, номер никогда не крепили, со второй он успешно отвалился. На третьей оказался нечитаем. Оставшийся номер был совсем не тем, который я искал, но по расположению квартир вычислить нужный труда не составило. Дверь с отвалившимся номерком.

Я дернул ручку. Не заперто. Толкнул дверь.

В коридоре было сумрачно и пыльно. Хотя с пылью тут явно пытались бороться. Во всяком случае, с полу ее по-хозяйски смели. Но убрать веником то, что нарастало тридцать лет без уборки, казалось непосильной задачей.

Вешалка и тумбочка потускнели. В зеркале над тумбочкой можно было разглядеть лишь мутные тени. Паркет на полу расперло, он пошел горбылем. Обои выцвели и поотходили от стен. На вешалке висело пропыленное заскорузлое пальто. Пахло пылью и плесенью.

Я аккуратно притворил дверь. Тихо щелкнул замок. В дверях комнаты показалась Яна.

— Мой дом, — с непривычной потаенной грустью сообщила она. — Можешь не разуваться.

Я сделал шаг навстречу. От Яны пахло совсем не так, как от мертвой квартиры, и аромат ухоженной женщины сводил с ума. Уже плохо соображая, я обхватил ее, притянул к себе и принялся целовать.

Черт с ним с Фарой. Пусть узнает. Пусть убьет. Это будет потом.

Яна отвечала на поцелуи с неподдельной страстью. Потом отстранилась, рассмеялась тихо.

— Подожди минуточку.

— Только не говори, что тебе надо в душ.

— Какой душ! — хихикнула она. — Мечтатель. Канализация не работает, воды нет, света тоже. Я дверь запру.

Я отпустил девушку, она скользнула мимо меня. Скрежетнул ключ в замке, и Яна вернулась ко мне в объятия.

Не переставая целоваться, мы как-то переместились в комнату. Здесь не было запаха плесени. Окно занавешивала плотная штора. На столике в углу горели свечи. Янка явно готовилась к моему приходу. Эти приготовления тронули еще больше. От них веяло чем-то давно утерянным, оставшемся в том, старом мире.

Куртка осталась в коридоре. Яна стянула с меня рубашку. Я запустил руку под кофту, ощущая теплое женское тело. Молодое, упругое, с бархатистой кожей. Давно забытое ощущение.

Яна изящно вывернулась из моих объятий, оставив меня обниматься с кофтой. Одним мягким кошачьим движением отскочила на кровать. Умастилась, демонстрируя офигенную грудь, улыбнулась оттуда, шлепнула ладошкой рядом с собой.

— Иди ко мне.

И все смешалось в безумном хороводе прикосновений, поцелуев и страсти.

Я лежал на кровати и смотрел на пожелтевший потолок. Свечи догорели. Окно расшторили. Хотелось курить, но курить было нечего.

Яна положила мне голову на грудь и, кажется, задремала.

Невероятная женщина. Почему она не встретилась мне за пару лет до спячки? И почему она теперь с этим хреном Фарафоновым? И что дальше? Ведь не сможем же мы продолжать отношения так, как они идут сейчас. Во-первых, все тайное становится явным. А во-вторых, даже если никто ничего не узнает… Я не смогу долго делить ее с Фарой. Это выше моих сил. А значит, всё равно все узнают. Вопрос времени.

Яна едва ощутимо коснулась моей груди, легко провела пальчиком вниз до самого измочаленного любовью естества.