— Ты чего? — улыбнулась Ребекка, обрадовавшись возможности возобновить разговор.

Джейк помотал головой, показывая, что не может говорить — не то чтобы он не хотел, просто не может. Нужно обязательно объявить это национальным манчестерским напитком: коктейль из «Перно» и «Вимто». И назвать его «Перто». Или «Вимно». Вон как Домино от него одеревенел!

Где-то высоко над головой Джейка Дебс перестала танцевать и теперь просто притоптывала на месте и слегка покачивалась, расспрашивая Джонни про Берлин. Первый вопрос: ходил ли он по клубам? Джонни начал рассказывать про клуб, названия которого Джейк и в первый раз не разобрал, да и сейчас как следует не расслышал. Насколько он понял, у этого клуба внутри были леса и стальные переходы — наверное, там прямо как на стройке. Слева Фея суетился вокруг Кевина Доннелли, предлагая ему выпить. Когда радушный хозяин стал вертеть головой в поисках бутылки, Джейк понял, что он ищет «Перно». Сделав еще один большой глоток, он отдал бутылку Фее, а тот передал ее Доннелли, который тут же вытер горлышко рукавом куртки — детский сад! Когда до него дошло, что он сделал, Кевин залился краской и стал точь-в-точь такого же цвета, как напиток, который он в себя вливал.

Шон сидел у проигрывателя и рылся в ящике из искусственной кожи, на котором замазкой-корректором было написано: «ШОН». Когда он на мгновенье поднял голову от пластинок, Джейк заметил, как сердито он взглянул на Домино. А может, и не сердито, а встревоженно. Ну да, точно, Джейк ведь, кажется, слышал что-то о том, что у Домино диабет. Он вспомнил, как однажды парень вырубился прямо на лестнице в «Пипс». Он как раз пытался дотащиться до буфета, чтобы взять там пакетик сахара, когда его настиг диабет. Джейк сам этого не видел, ему рассказывали уже после. Кажется, в результате сахар раздобыл Шон. Наверное, картина еще та! Человек карабкается по отвесной лестнице и стонет: «Сахар… Сахар… Сахар!» Что, мой сладкий?

Джейк снова начал хихикать. Ребекка обняла его одной рукой и устроилась поудобнее, а он только улыбнулся в ответ.

— Чего ты? — снова спросила она.

Он опять помотал головой: ерунда, и говорить не о чем. Джейк глубоко втянул воздух: волосы Ребекки пахли так знакомо. «Элнетт» сверхсильной фиксации — точно такой же, как у него. Челка у Ребекки была разделена на отдельные пряди, они обрамляли ее лицо как охранное ограждение. Правда, в задачи этого ограждения не входило быть совсем уж неприступным.

— Это кто? — Джейк показал еще на одного мальчика, чье лицо выглядело знакомым, но, как парня зовут, — хоть убей, забыл.

— Дэвид? Он учится у нас в шестом классе. — Под «нами» Ребекка подразумевала себя и Дебс.

Мальчик присел на корточки рядом с Шоном и тоже рылся в пластинках, но только явно не в той коробке. Сейчас у него в руке была пластинка «Хьюмен Лиг», а на лице — выражение крутого меломана. Шон не обратил на это никакого внимания и достал из ящика пластинку с диско. Когда она заиграла, Джейк узнал песню «Imagination»[24] группы «Эрт, Уинд энд Файр». Дэвид прислонил свою «Хьюмен Лиг» к стойке с проигрывателем, как будто бы тут было принято всем по очереди выбирать, что хочешь послушать. Мальчики жили в небольшой двухэтажной квартире на третьем этаже, на самом верхнем уровне Кресчента Роберта Адамса. Дом выходил фронтоном на прерывистый круг, образованный четырьмя кресчентами, а сразу за ним начинался район Мосс-Сайд. Задние окна квартиры смотрели на кинотеатр «Аабен», а дальше, немного в стороне, виднелся Корабельный канал. Джейк думал, что такие вот двухэтажные квартиры нужны для того, чтобы воссоздать в условиях яркой современной утопии многоквартирных башен шик старого муниципального дома. Наверху было три спальни: его, Джонни и Шона. Фея въехал последним, поэтому спал внизу в импровизированном шалаше в дальнем углу гостиной. Гости, которых никто из ребят не приглашал к себе в постель, ночевали на диване. Очевидно, там проведет сегодняшнюю ночь и Кевин Доннелли, если Фея не проявит к нему интереса.

Джейк еще раз обвел взглядом комнату и только сейчас заметил, что Феи и Доннелли нет. Если они устроились на его кровати, он прикончит обоих.

Джейк уже почти поднялся с дивана, но тут к нему, пританцовывая, подошел Джонни с бутылочкой «поп-перс»1 в руке.

— Хочешь?

Еще бы! Джейк взял флакон, снял плохо прикрученную крышку и закрыл горлышко большим пальцем. Вдохнул через правую ноздрю, быстро глотнул комнатного воздуха, вдохнул через левую ноздрю и, не оборачиваясь, передал бутылочку Ребекке. Удивительное дело: когда заправляешься «попперс»,[25] чувствуешь себя тикающей бомбой замедленного действия. Джонни стоял перед Джейком и внимательно смотрел, как тот считает секунды. Вот, началось: мускулы в основании шеи завибрировали и начали растягиваться, как будто бы лицо потянули в разные стороны силы, равные силе притяжения земли. Мышцы плющило все больше, за ними растягивался рот, пока наконец губы не раздвинулись так, что это были уже и не губы, а звериный оскал. Нечеловеческое кудахтанье, вырвавшееся из горла Джейка, вызвало новую череду спазмов. Его щеки складывались гармошкой, как занавески, и снова растягивались до ушей, а взгляд дрожащих и трепещущих глаз остановился где-то высоко над головой. Взгляды всех остальных были обращены к Джейку.

Одной рукой он крепко сжимал колено Ребекки, другой схватился за диванную подушку. Он представлял себе, как сейчас выглядит: Его Преосвященство Папа Римский кисти Фрэнсиса Бэкона.[26] Он проталкивался все глубже и глубже в пурпурную мантию, пока она не натянулась над его головой до предела — после чего сдалась и стала опадать, и он тоже начал спускаться обратно на землю. Он услышал, что смеется — теперь уже своим человеческим смехом, немного маньячным, но все-таки узнаваемым. А потом — эхо. Он повернулся вправо, это была Ребекка, она тоже смеялась и хотела разделить с ним это мгновенье. Он по-щенячьи закивал перед нею, чтобы она не переставала хихикать. Ребекка прикрыла рот рукой, пряча дрожащую улыбку. Ее глаза Клеопатры растеклись по лицу фиолетовыми разводами. Она понемногу успокаивалась, и Джейк спросил:

— Ты в порядке?

— Да. — Она все еще тихонько смеялась.

— Точно? Все хорошо?

Ребекка кивнула, а он смотрел на нее и тоже продолжал кивать, придвигаясь все ближе к ее лицу, пока наконец их губы не встретились. Сначала Ребекка подошла к поцелую как-то чересчур страстно. Острый кончик ее языка исследовал его рот как звериная мордочка, но губы Джейка оставались мягкими, и Ребекка начала ему отвечать. Скоро они уже вместе скользили по губам друг друга, влажным, но не мокрым: неглубоко заныривали внутрь и кружили вокруг, едва касаясь. Он на мгновенье обнажил свои зубы и почувствовал, как она провела нижней губой по их неровному краю, а потом легонько укусила его за губы.