– Септик прикопан, скорее всего, – сам себе кивнул Михаил, которому всё равно никакие достойные варианты в голову не лезли.

Были у него коттеджи на примете, даже чуть ли не дворцы в стиле ампир, но хоромины, расположенные в черте города, не удовлетворяли выше предписанным условиям по обеспечению автономности. То централизованное водоснабжение, то канализация или ещё что, так что он с ходу зацепился за предложение Антона.

– С этим мы на месте разберёмся, а так твоя засватанная изба принимается в качестве рабочего варианта под первым номером. Короче, боец, если ты вдруг в Москву соберёшься, ты мне заранее скажи.

– Зачем? – опешил парень.

– Затем, чтобы я тебе ноги прострелил. Понимаешь, Антон, такая корова нужна самому, а ты не корова, ты – лучше! – закончил Михаил под широкую улыбку довольного грубой похвалой молодого человека.

Господи, как мало нужно человеку для счастья.

– И военная часть под боком – это тоже очень хорошо. Клондайк для понимающего человека, Антон, Клондайк! Кстати, боец, ты с болгаркой как, на «ты»?

– Ничего вроде. Справлюсь, если надо.

– Надо, боец. Пока свет не накрылся медным тазом, как вода, квартирку бы одну вскрыть. Мои карапузы покажут какую, только дверь без меня не отваливай, а то там хаски. Хрен его знает, как они встретят спасателей. Давай, допивай чай, а я пока проверю рюкзак у дочки, и займётесь. Так, твоя хата с рекламного проспекта в каком районе?

Антон озвучил. Михаил задумчиво потеребил щетинистый подбородок.

– Ага, понятно, сообразил… Нам по дороге на стоянку за строительным магазином зарулить придётся и закупиться, хм-м, затариться кое-чем… Да, там же и затаримся, чтобы далеко не ходить.

– Э?

– Генераторы нужны, сварочные аппараты и так, по мелочи барахлишком разжиться. Привык я как-то к электричеству, хоть говорят, что свечи экологичней, но я ретроград и за модными веяниями не гонюсь, а тебя на грузовичок пересадим. Видел я там несколько корейских «головастиков».

* * *

Пессимистичные прогнозы не оправдались, хотя как сказать: дочку соседские лайки не покусали, но зализали чуть ли не насмерть. До последнего дня мелкая стрекоза проходила у отца под грифом завзятой кошатницы, и тут случился позорный афронт по всем статьям. Кошатница кардинально поменяла породу и вид личных пристрастий на противоположный. Чистейшей воды собачница с солнечной улыбкой на устах радостно прыгала вокруг собак, а те вокруг неё. Впрочем, мелким лысохвостым котятам оказалось всё равно, свернувшись компактными клубочками в тёплой переноске, они свысока плевали на страсти с лающими конкурентами за хозяйское внимание. Одно хорошо: ни Владимира Сергеевича, ни его супруги дома не оказалось, видимо, смерть застала их в другом месте. Странно, но от этой мысли почему-то становилось легче.

– Лиза, хватит носиться, – опустив боковое стекло, прикрикнул Михаил. – Быстро загружайся в машину и зверя своего тащи! Антон, помоги, будь ласков!

В этот момент Грей вырвал поводок из детской руки, рванув куда-то в соседний двор. Дочка погналась следом. – Чёрт! – в сердцах ругнулся Михаил, выпрыгивая из кабины и устремляясь следом. – Лиза, стой! Стой, кому говорю! Пристрелю чёртову псину…

За спиной звучно хлопнула дверь кунга. Присоединяясь к преследованию, на присыпанный бетонной пылью и сажей снег соскочили Валентина Петровна и Антон.

– Грей, Грей! Грей, ко мне! – надрываясь, кричала девочка, следом за псом забегая в открытую калитку частного детского сада, где, как в последний момент вспомнил Михаил, работала воспитателем жена Владимира Сергеевича.

Горестно завывая, Грей неистово заскрёбся во входную дверь с искусно нарисованными зайчиками и белочками. Поскользнувшись у калитки на ледяной дорожке, раскатанной малышнёй, Михаил чуть не загремел костьми, не успев остановить опрометчивый поступок дочки, впустившей собаку в сад и шагнувшей следом.

Они все были там. И Владимир Сергеевич с женой, и дети… Чёрные холмики праха в скомканной одежде. Никто ничего не успел понять: бывший хозяин пса нашёл покой на мягком диванчике в небольшом холле, где он, видимо, дожидался супругу, которая укладывала детишек на послеобеденный сон. Женское бельё немым укором повисло на низенькой спинке одной из полутора десятков миниатюрных кроваток, ставших катафалками для ушедших в иной мир детишек…

Ткнувшись носом в начищенные до блеска ботинки хозяина, Грей поворошил лапой штаны, из которых на пол высыпалась жирная горстка праха. Потыкавшись в одежду, пёс уселся на задницу и надрывно заскулил, оплакивая потерю.

– Папа! – кинулась к Михаилу разревевшаяся дочка, до которой дошёл весь тихий ужас вроде бы мирной картины, исключающей завывающую собаку, из глаз которой катились градины слёз.

– Господи, – шевельнулись побледневшие губы мужчины.

Схватив дочь в охапку и закрыв ей ладонью глаза, он спиной назад вымелся из могильника, украшенного нарисованными на стенах зайчиками и белочками.

– Антон, не задерживайся там, тащи псину сюда.

Упрётся, дай ей по морде и волоком волоки. Валя, не стоит, не ходи туда, не надо.

Едва сдерживаясь, чтобы позорным образом не заорать от бессилия, Михаил загородил женщине дорогу.

– Поверь мне, не надо тебе туда.

Придерживая Валентину за локоток, Михаил вышел за границу детского сада, хлопок калитки за спиной стал освобождением от мертвящего ужаса, терзавшего его. Даже гибель подруги супруги практически у него на глазах и вид смертельной агонии города не настолько били по нервам, как минутная прогулка в проклятое богом и дьяволом место. Видно, всё-таки вчера что-то повлияло на чувства, заморозив их, чем основательно притупило боль потерь, а сегодня искусственная плотина дала трещину.

– Идёмте в машину и валим отсюда. Кстати, хочу задать вопрос, э-э-э…

– Хороший вопрос – «э-э-э».

– Ладно, спрошу прямо, вы стрелять умеете?

– Михаил Павлович, вы меня пугаете. Хорошо-хорошо, столь же прямо отвечу: ногу себе не прострелю. Давайте сюда волыну, – протянула руку женщина.

Получив оружие, она ловко выщелкнула обойму и передёрнула затвор, немудрёно показав, что умеет обращаться с изделием оружейника Макарова.

– Папа научил, всё детство по гарнизонам, затем кружок пулевой стрельбы. На мастера я не тянула, но и последней не была.

– Ваш отец был военным?

– Да. – С тихим щелчком обойма встала на место, пистолет незаметно скрылся в складках одежды. – До подполковника дослужился, танкист. Давайте сейчас не будем об этом. Почему…

– Почему я отдаю оружие вам? – перебил Михаил. – Зудит в голове предчувствие такое нехорошее, неприятное, как комар. Зудит и зудит. О, похоже, Антон идёт, предлагаю в машине договорить, согласны?

Дождавшись Антона, принёсшего на руках поскуливающего кобеля, Михаил осторожно выехал со двора. В последний момент персоналии пассажиров в кабине поменялись. Памятуя о неоконченном разговоре, Валентина приняла меры к завершению беседы. Что-то наказав девочкам из класса и бывшим студенткам, она проводила Лизу в кунг и, немного потеснив Сашку, заняла место дочери. Надувшись на несправедливый обмен, сын прилип носом к окну. Переглянувшись с учительницей, Михаил тихонько фыркнул. Ревнует мальчишка, шестое чувство которого вовсю сопротивлялось факту появления в жизни отца новой женщины. Сопротивлялось, медленно и верно проигрывая в безжалостной схватке с действительностью. С юных лет Сашок привык, что сиденье рядом с водителем закреплено за мамой или за кем-нибудь из пары «брат – сестра», поэтому наглое попрание Валентиной Петровной незыблемого принципа оказалось встречено в штыки.