— Ну?.. — поторопил Адам, глотнув бренди.

— Дай подумать немного.

— А не поздно ли?

— Подумать никогда не поздно. — Одарив герцога обворожительной улыбкой, София потянулась к верхней пуговице жилета. Адам, неотрывно следивший за ее движениями, затаил дыхание. — И тут девушка вдруг вскинула руку и, развязав ленту, удерживавшую волосы, проговорила: — Вот теперь шансы равны.

— Неплохо придумано, мисс Уайт.

— Спасибо за комплимент, ваша светлость.

— Тряхни волосами, — попросил Адам.

При этих его словах по телу Софии прокатилась волна возбуждения. Запустив пальцы в свои рыжие локоны, она приподняла их и помотала головой. И в тот же миг огненные волны рассыпались по ее плечам и по спине.

— Так? — спросила она с улыбкой.

— Да, очень красиво.

София собрала карты и, перетасовав их, сказала:

— Твоя очередь. Тяни. — Она положила карты на стол.

Потянувшись к ним, Адам как бы невзначай провел пальцем по ее руке. И вытащил двойку треф.

— Не утруждай себя, — сказал он, когда девушка тоже потянулась за картой. Сняв второй носок, герцог бросил его на пол.

— Возьмешь следующую? — спросила София.

Он утвердительно кивнул и вытащил бубновую восьмерку. А ей досталась трефовая четверка. Его светлость просиял и воскликнул:

— Снимай жилет, София!

Его возглас, казалось, оглушил ее. Во рту у нее пересохло, и девушка, сделав большой глоток бренди, начала расстегивать ряд мелких пуговиц.

— Помедленнее, — сказал герцог. Его серые глаза следили за каждым движением ее пальцев.

София же вдруг почувствовала, что он — в ее власти; ведь в некоторых ситуациях между герцогом и конюхом нет особой разницы. Желание есть желание. Опьяняющее и всеохватывающее. И ей казалось, что она уже ощущала на себе вес его мускулистого тела и слышала его прерывистое дыхание.

Наконец последняя пуговица была расстегнута, и София, стащив с себя жилет, уронила его на пол. Она почувствовала, как соски ее отвердели под тонкой тканью рубашки. И теперь уже отчетливо слышалось тяжелое дыхание герцога.

— Бери карту, — сказал он. И слова его прозвучали как приказ.

Не утруждая себя перетасовыванием карт, София вытянула одну из середины колоды. Оказалось — бубновая восьмерка. Именно эта карта и должна была определить, кто из них снимет очередной предмет одежды, на сей раз — чрезвычайно важный.

— Что ж, очень интересно… — пробормотал Адам, явно думая о том же.

Взяв верхнюю карту, он осторожно положил ее на стол, затем перевернул — чтобы они могли увидеть ее одновременно. Король червей!

Как азартный игрок, Адам просчитывал, каковы шансы на то, что София действительно снимет рубашку. Но ведь она уже столько раз удивляла его! Возможно, и на сей раз чем-нибудь удивит. Вероятно, ему сейчас следовало сказать что-то остроумное, но он ничего не мог придумать.

— Ну?.. — вот и все, что он смог выдавить.

Герцог Гривз не боялся женщин. Еще ни от одной из них он не терял голову. Ему даже говорили, что он пресыщен. Что ж, может, и так. Ведь он действительно не терял голову, когда очередная его любовница теряла одежду.

Но сейчас все было по-другому. Мисс Уайт не являлась ни актрисой, ни певицей и не жила за счет своих поклонников. Но она и не была благородной дамой, поддерживающей репутацию на публике независимо от того, что творилось в ее спальне. София жила своей собственной жизнью и, похоже, нисколько не заботилась о том, что о ней думали. А ведь даже он, герцог, не мог полностью игнорировать мнение окружающих.

Девушка облизала губы, затем вытащила из штанов рубашку. Адам пристально смотрел на нее, стараясь казаться невозмутимым. Взглянув на ее губы, он вдруг вспомнил их утренний поцелуй. О, как же ему хотелось прикоснуться к ее упругой груди! София тем временем уже взялась за подол рубашки, после чего… Одно резкое движение — и рубашка уже лежала на полу рядом с ее остальными вещами.

У Адама перехватило дыхание. Он смотрел на сидевшую перед ним девушку как загипнотизированный. На фоне сливочно-белой кожи рыжие волосы Софии казались еще ярче.

Его светлость сжал кулаки, чувствуя, как твердеет его мужское естество.

— Продолжим игру? — спросила София чуть хрипловатым голосом.

— Думаю, в карты я уже наигрался, — сказал Адам, быстро допив остатки бренди. — А ты как?

— Полагаю, я тоже наигралась. Если, конечно, будет считаться, что я выиграла.

— Как джентльмен… не могу с тобой не согласиться.

София принялась складывать карты в аккуратную стопку, но тут герцог, не выдержав, склонился над столом, привлек девушку к себе и впился в ее губы страстным поцелуем. Она тотчас же обняла его, а он, не прерывая поцелуя, принялся поглаживать ее груди. «Проклятье! — воскликнул он мысленно. — На ней все еще эти нелепые штаны!»

Собаки по-прежнему лежали на ковре перед камином, поэтому Адам, подхватив девушку на руки, отнес ее на диван, после чего опустился на колени между ее ног, чтобы расстегнуть на ней штаны. Как только он наклонился, София приподнялась и поцеловала его в сосок. И в тот же миг его как будто пронзила молния.

«Вот в чем разница между любовницей и содержанкой», — думал Адам, стаскивая с девушки штаны. И действительно, между ними не было никакой договоренности. Просто он хотел ее, а она — его. А все остальное не имело значения. Вполне возможно, София Уайт станет последней его любовницей — ведь скоро он станет женатым человеком. Только дурак будет рисковать браком ради любовницы, а он, Адам, никогда не был дураком.

— Только не порви, — пробормотала София, задыхаясь. — Я должна их вернуть.

— Я думаю, ты можешь оставить их себе.

Наконец, стащив с девушки штаны, Адам снова склонился над ней и принялся целовать ее груди.

София застонала и выгнула спину. Затем, чуть приподнявшись, поцеловала Адама в губы и начала расстегивать его брюки.

— Так скажи мне, — она стащила с него брюки, — ты бы снял брюки, если бы проиграл?

— Я был готов раздеться в любом случае, — прохрипел герцог. — Но боюсь, теперь я больше никогда не смогу играть в «Пикет».

София весело рассмеялась, и Адам снова стал целовать ее, покрывая поцелуями все тело — и плечи, и шею, и груди, и живот… И, конечно же, он любовался ею. Сочетание молочно-белой кожи и рыжих волос… это походило на пламя и лед — только она совсем не была холодной, как раз наоборот. Она то и дело стонала и извивалась под ним, и ему было все труднее сдерживать себя.

«Это гораздо приятнее, чем петь рождественские гимны», — промелькнуло у Адама. Более того, он точно знал, что если бы кто-то из его гостей приехал в этот самый момент, то он бы выставил гостя за дверь — независимо от последствий для своего кошелька и положения в обществе.