Если Цицерон предвидел возможность такого поворота дел, ясно, что он рассчитывал на худшее.

Истина состояла в том, что Цицерон взвалил на себя непосильную задачу, а Октавиан не доверял человеку, взявшемуся за нее. За эти четыре месяца до него доходили слухи, серьезно повлиявшие на его намерения. Вооружая его людей, чтобы свалить Марка Антония, Цицерон попутно активно содействовал вооружению Марка Брута и подстрекал его к наращиванию силы на востоке. Долабелла был убит. Кассий с одобрения сената собирал большую армию в Сирии. Брут столь же успешно действовал в Македонии. Зная об этом, Октавиан, как бы молод он ни был, не давал себя одурачить; он понимал, что его используют как орудие и, как только он уберет Антония, у него и его друзей будет очень мало шансов противостоять огромным армиям Брута и Кассия. Значит, надо идти на переговоры с Антонием.[14]

В начале лета происходил активный обмен посланиями не только между Планком, Лепидом и Азинием Поллионом с Цицероном, но и между вождями сторонников Цезаря и Октавианом. Последний полагал, что их легко можно уничтожить по отдельности, и считал, что если они выступят единым фронтом, то будут представлять собой самую большую силу в мире и смогут обсудить проблемы своих совместных действий. Он указывал на удивительное единство и сплоченность цезарианцев, которые сохранили свою организацию даже в гражданской жизни. Обращаясь к лидерам партии, Октавиан высказывался дружески не только о военачальниках, но и о рядовых членах. Один из полководцев Антония Деций, взятый в плен под Мутиной, а затем отпущенный, осмелился спросить при расставании, может ли он рассказать Антонию о том, как поступил с ним Октавиан. Как истинный дельфийский оракул, Октавиан ответил, что он всегда благоволил к разумным людям, а если приходится повторять, то глупцам лучше держаться от него подальше.

В результате наметилось хоть и не явное, но вполне определенное дружелюбие со стороны всех лидеров цезарианцев. Антоний, не будучи преследуемым, добрался до прибрежной дороги под Генуей и маршем направился к Форуму Юлия в устье реки Аргентей. Здесь его встретил Лепид, и их войска объединились. В соответствии с донесением, которое Лепид на следующий день направил в сенат, его вынудило к этому войско, которое побудило его следовать принципам сострадания и гуманности. Закончил послание он замечанием, что в интересах самого сената следовать тем же убеждениям.

У Форума Юлия Антоний на некоторое время расстался с войском и зажил обыкновенной частной жизнью, имея возможность все обдумать и наметить перспективы.

Прежде чем Октавиан и Цицерон окончательно разошлись и разорвали этот странный альянс, который имел столь значимый результат для истории, они совершили одно совместное действие. Октавиан наблюдал за отходом Марка Антония и за действиями Лепида, ни на минуту не отказываясь от своих намерений. Пока он мог оставаться нейтральным, в интересах Цицерона было держать его в этом состоянии; и долгое время Цицерон полагал, что ему это удается, так как все еще пытался получить власть. Но совершенно ясно было, судя по событиям, что, как только Октавиан убедился, что Лепид и его товарищи намерены спасти Антония и в то же время готовы признать его собственные интересы как преемника Цезаря, он понял, что должен занять более высокое положение. Он не мог рассчитывать на достижение своей цели, оставаясь в ранге почетного пропретора с четырьмя легионами, которыми он командовал, поэтому медлил, оставаясь в Мутине. Его интересы столкнулись с интересами Антония и Лепида, и они это признали. Он должен был выдвинуть против них другой аргумент, и он полагал, что им придется признать и его.

Как только стало известно о смерти Гирция и Пансы, государственные мужи стали думать, кем их заместить. Октавиану нужна была консульская должность не только чтобы претендовать на руководство объединенной партией цезарианцев, но и для собственной безопасности. Сенат, который больше не боялся Антония, стремился подорвать его позиции и устранить от контроля за войском. Бруту и Кассию не терпелось привести свои войска в Италию, и два легиона были в спешном порядке вызваны из Африки для защиты Рима. Октавиану, следовательно, оставалось получить должность если не одним, то другим способом.

Теперь Октавиану стали понятны преимущества армии, которой он командовал, и он учился ею управлять. Она существенно отличалась от современных армий, с которыми мы знакомы, поскольку та армия имела самое непосредственное представление о корпоративном духе, своих интересах и намерениях. Октавиан показал, что он мастерски владеет искусством получить поддержку армии, когда собрал войско и к нему обратился.

Он рассказал им о враждебности сената и оскорблениях, высказанных в его адрес; о стремлении сената перессорить всех друзей и союзников Цезаря и о постоянных попытках отдать легионы ветеранов под командование генералов противоположного политического направления. Сенат, напомнил он им, все еще находится в руках людей, которые способствовали убийству Цезаря. Как он, Октавиан, может быть уверен в собственной безопасности или в том, что стоящие перед ним люди получат полагающиеся им земельные наделы, когда родственники и друзья убийц руководят сенатом? Единственный способ для него сохранить свою и их безопасность – добиться консульской должности. Если он ее получит, то непременно выполнит все обязательства по отношению к ним и тогда поверит, что убийцы Цезаря не останутся безнаказанными и мир воцарится в римских владениях.

Это была программа, с которой он обратился к легионам, и они ее приняли с энтузиазмом. Вскоре в Рим прибыла депутация, чтобы изложить свои требования в сенате. Удивленные сенаторы отвечали, что кандидат слишком молод. Поскольку ему было всего девятнадцать, а установленный возраст сорок три года, их возражения были обоснованны; однако депутация не согласилась с их аргументами и настаивала на своем, приводя в пример прецеденты из прошлого, когда Корвин и оба Сципиона занимали это место не в положенный срок, и конечно же пример Помпея и Долабеллы. Сенат не соглашался, а некоторые сенаторы дошли до того, что предложили лишить депутацию их полномочий за пререкания. Спикер Корнелий, бывший центурион, коснувшись рукояти своего меча, произнес: «Если их не убеждают слова, пусть их убедит это». Воины восприняли его всерьез. Они не собирались долее принимать отказы, если эти отказы не облечены в достойную форму. И все-таки сенат не мог решиться. Единственной возможностью было уступить, а затем искать оправдание своему правлению, но они ею не воспользовались. Во всяком случае, было ясно, что они проигрывают.

Затем депутация удалилась и отчиталась о своих действиях в лагере, где ответ был выслушан с большим негодованием. Какой-то полководец предложил немедленно двигаться на Рим. Ветераны – все они говорили, что следовало собрать и горожан, и избирателей, – сказали, что проведут собственные выборы и изберут Октавиана на том только основании, что он сын Цезаря. Октавиан немедленно издал указы, и вся армия была готова выступить маршем – восемь легионов с конными отрядами и подкреплениями. Оставив основную часть войска следовать своим путем, Октавиан совершил бросок с наступательным отрядом, чтобы как можно скорее добраться до Рима.