Задумав устроить национальную галерею, меценат собирал не то, что нравилось лично ему, но то, что показало бы развитие русской живописи на протяжении всего времени ее существования. По словам Рихау, «... занявшись один раз собиранием картин, он не ограничивался только покупкой лучших произведений, нет, он старался познакомиться со всем, что касалось художественной живописи »164. Прежде чем собирать картины, Павел Михайлович погружался в историю живописи, старался прочувствовать каждое полотно, понять специфику работы художников разных эпох. Старание дойти до сути явления — одна из наиболее характерных черт «московского молчальника».

Даже получая новые знания или эстетическое удовольствие, П.М. Третьяков много работал — ничуть не меньше, чем в конторе. Только в данном случае результатом его трудов была не коммерческая прибыль, а становление собственной личности: многогранной, чуткой, талантливой, заслужившей преклонение умнейших современников.

Можно и нужно привести еще множество примеров того, как Павел Михайлович шаг за шагом старался добиться наилучших результатов в основных областях жизни: в работе, в отношениях с ближними, в делах общественных, в обстановке жилища... Это не будут избыточные «мазки»: необходимо не только и даже не столько понять, сколько почувствовать силу этой составляющей в складе его личности — жажды совершенства.

Будучи требователен к себе, Третьяков упорно, не щадя сил, работал над каждой из поставленных перед собой задач. Идеальный супруг, идеальный благотворитель, идеальный предприниматель, он был к тому же идеальным ценителем прекрасного. Идеальным не в смысле «лишенным недостатков», но в том, что старался достичь идеала во всех своих ипостасях, — насколько этот идеал был достижим.

Обычно человек воспринимает жизнь на том уровне, который соответствует степени его внутреннего развития. Пустой, поверхностный человек будет замечать только внешнее, наносное. Человек глубокий станет искать соответствующей глубины в окружающем мире. Довольно редко бывает, чтобы одна личность обладала «двойным зрением»: оглядываясь вокруг, видела бы и то, что происходит на поверхности, и то, что творится в глубине. П.М. Третьяков подобным зрением обладал. Он был тем редким типом, которому удавалось сочетать в воззрениях на мир идеализм — и прагматизм, наивность познающего мир ребенка — и опытность взрослого. Именно это соединение несоединимых качеств позволило Третьякову во многом добиться того самого совершенства, которого он так искал всю жизнь.

Те же искания совершенства сопутствовали Третьякову в общении с людьми.

В то время как веселый и общительный Сергей Михайлович устраивал многолюдные приемы и балы, сдержанный и замкнутый старший брат запирался в кабинете и занимался там делами фирмы или же читал книги. И дело не в том, что он не любил и не искал общения с людьми: у Павла Михайловича был собственный, устойчивый круг друзей и весьма немалое число знакомых. Скорее, играло роль особое качество, развившееся у него с юных лет, — упорство в достижении однажды избранной цели. Упорство это было высшего порядка.

Многим людям, чтобы добиться состояния душевной полноты, как воздух необходимо общение. Так, Сергей Михайлович не мог «вариться в собственном соку». Ему были нужны другие люди: с разными характерами, с различными вкусами и мнениями, из которых, как из разноцветной смальты, выкладывалась мозаика его собственного мировидения. Сестра Софья в письме к Павлу Михайловичу писала о Сергее: «... взгляды и мнения у него большею частью заимствованы у других»165. В шумной компании Сергею Михайловичу было легко и уютно — гораздо уютнее, чем наедине с самим собой.

Не таков был Павел Михайлович.

С детства привыкший оставаться один, когда семейство уезжало на прогулку, научившийся глубоко анализировать свои мысли и поступки, выстраивать их в логически четкую систему, в 18 лет Павел Михайлович был почти уже сложившейся, самодостаточной личностью. Общительность не входила в число его достоинств. Напротив, в одном из писем 1878 года он говорит: «... не видать людей может быть иногда даже приятно»166. Наибольшей душевной полноты, наивысшей степени гармонии Третьяков достигал, оставаясь наедине с самим собой. Частенько, уже будучи «семейным» человеком, он запирался у себя в кабинете, занимаясь чтением, реставрацией картин или же отвечая на письма. А летом, находясь на даче, Павел Михайлович по воскресеньям «... после завтрака брал маленький чемодан с бутербродами, бутылкой молока и книгами, один уходил в лес до вечера и, забившись в глушь, весь день читал»167. П.М. Третьяков, в отличие от младшего брата, легко мог переносить одиночество благодаря живости ума, наблюдательности и склонности к постоянной работе над собой.

Больших компаний Павел Михайлович не любил: они мешают воспринимать мир в его целостности и гармонии. Чем больше разных людей собирается в одном месте, тем больше создается эмоциональных «помех»: возникают зависть, лесть, неприязнь, борьба за лидерство, неприятие позиций и столкновение интересов... В шумной компании гармония единства почти недостижима — за исключением тех случаев, когда кто-либо из членов собрания ее транслирует: через музыку, живопись или звучащее вслух слово. Большим сборищам Третьяков всегда предпочитал общение с глазу на глаз или собрания немногочисленных единомышленников. Третьякову нравилось бывать среди людей, разделяющих его интересы и эстетические предпочтения и не пытающихся навязать ему собственные представления о жизни (ниже об этом будет сказано подробнее). Но даже и среди них он всегда держался «в стороне», редко участвуя в общем разговоре. Причиной этого была не скромность и не отсутствие собственного мнения. Мнение у Третьякова было: взвешенное, четкое и логически обоснованное. Просто... в любой компании, где оказывался Третьяков, полнее всего проявлялся его дар наблюдателя. Павел Михайлович далеко не всегда хотел, чтобы его вовлекали в общее веселье: ему было гораздо интереснее наблюдать, а не участвовать.

Кроме того, «молчальник » Третьяков не любил лишних слов и высказывался всегда по существу вопроса. Зато если уж что- то говорил, к словам Павла Михайловича прислушивались: его замечания неизменно бывали умны, взвешенны, нередко проникнуты самоиронией. На точность немногочисленных фраз мецената обратил внимание художник Нестеров, описавший, как Третьяков рассматривает картины: «... смотрел долго, стоя, сидя, опять стоя. Делал односложные вопросы, такие же замечания, всегда кстати, умно, со знанием дела»168.

Будучи от природы тонким наблюдателем, обладая хорошей памятью (особенно визуальной), а также развитой предпринимательской жилкой, Павел Михайлович неплохо разбирался в людях. Так, на склоне лет Павел Михайлович сблизился с молодым художником И.С. Остроуховым. И.Е. Репин, долгие годы близко общавшийся с Третьяковым и неплохо его знавший, в третьем лице написал самому Остроухову (1923): «... и скоро этот дебютант... попал в друзья П.М. Третьякова, этого серьезного, строгого гражданина, и даже был с ним на “ты”. П.М. Третьяков очень разбирал людей, и редко кто сближался с ним»169. Действительно, Илья Семенович, выходец из купеческой среды, сумел стать выдающимся художником170. Первая же его картина «Золотая осень», написанная в 1886 году, принесла художнику известность и попала в Третьяковскую галерею. Впоследствии И.С. Остроухое, будучи вынужден оставить живопись и заняться торговыми делами, увлекся коллекционированием художественных произведений. Он создал собственную галерею. В частности, именно ему принадлежит заслуга «второго рождения » русской иконописи — открытия и популяризации ее художественных достоинств, признания иконописи как одной из важнейших составляющих древнерусской культуры. Павел Михайлович не ошибся, приблизив его к себе, как и многих других талантливых людей.