– Это важное свидетельство… – Тауберт положил лист на стол и, не сводя с Гашке холодного взгляда, сказал: – Думаю, вам известно, что «Аненэрбе» – это общество, которое занимается изучением древней немецкой истории и наследия предков. Не буду скрывать, мы весьма заинтересованы в том, чтобы этот выдающийся камень был возвращён рейху… Теперь то, что касается собственно вас. Я с радостью сообщаю вам, что препятствий для вашего вступления в СС нет никаких.

Взгляд штандартенфюрера потеплел, его глаза незаметно указали в сторону Вернера, и Гашке, поняв, кому он обязан такой протекцией, благодарно посмотрел на товарища. Потом он словно глянул на себя самого, засуетился, снял очки и растерянно обратился к Тауберту:

– Но вы же видите, ваша честь, что я… – Гашке смущённо покрутил в руках очки. – По своим физическим данным, так сказать…

– Рекомендую вам заменить свой оптический прибор на пенсне. Это и удобнее, и в духе времени. Что же касается остального, – в голосе штандартенфюрера послышалась чуть ли не отеческая нотка, – то для таких, как вы, у нас в СС есть особый чин – фахфюрер, то есть гражданский специалист с офицерским статусом.

– С офицерским? – от радостной вести Гашке пришёл в восторг и даже посмел робко поинтересоваться: – А форма…тоже?

– Ясное дело, – штандартенфюрер открыто улыбнулся Гашке и, давая знак, что аудиенция окончена, встал.

Чашник Юрий Подебрад послюнил палец, снял нагар со свечей, уже догоревших почти до половины, и по очереди посмотрел на своих собеседников. Их было двое. Слева от Подебрада сидел гуситский священник, отец Кристиан, а справа – сообщник Юрия, пан Вацлав из Кралева. Стол перед ними был завален объедками, а из кубка пана Вацлава, который уже был в добром подпитии, даже выплеснулось немного венгерского, и на чищеной доске теперь розово блестела винная лужица.

Битва у Немецкого брода, блестяще выигранная гуситами, решила судьбу очередного крестового похода, собранного папой, и благодаря ей император Сигизмунд, которого презирала вся чеська громада, в очередной раз получил плюху. К тому же пражские коншели[45], которые все до одного были на стороне чашников, коварно убили известного ватажка восставшей городской черни священника Яна Желивского.

Обстоятельства складывались таким образом, что чашникам позарез требовалось решить, что делать дальше: то ли выбирать своего короля, то ли в конце концов поддержать отчаюг-таборитов, которые считали это вообще не нужным. К тому же следовало учесть, что проповедника пикартов[46]Мартина Гуску вождь Ян Жижка выгнал в своё время вон из Табора. Именно поэтому сейчас, сидя за столом с друзьями, Подебрад советовался с ними, высказывая главным образом свои мысли.

Прерывая затянувшееся молчание, Подебрад положил кулаки на стол и уверенно, с нажимом на каждое слово, сказал:

– Друзья, всё время воевать нельзя. Война когда-то должна кончиться, и тогда перед нами встаёт вопрос, как быть дальше?

– Только в том случае если мы победим, – скептически хекнул пан Вацлав и потянулся за своим уже наполовину опорожнённым кубком.

Отец Кристиан, сидевший напротив пана Вацлава, внимательно посмотрел на здоровяка-рыцаря и сокрушённо покачал головой.

– Ах, пане Вацлав, пане Вацлав… Этого нельзя даже говорить. Вспомните, что утверждал наш незабвенный предводитель Ян Гус. Он говорил нам всем: «Правда победит!»

– Именно так, пане отче, именно так… – согласился пан Вацлав, подвигая к себе кубок. – Только за неё надо драться, драться и драться!

Пан Юрий проследил за неуверенно пьяным движением руки пана Вацлава и, соглашаясь, кивнул:

– Так, для нас должна быть только победа.

Отец Кристиан отыскал на столе кусок жареной курицы, с аппетитом съел его, и только тогда поучающее поднял палец:

– Главное, нам надо иметь нашу церковь и в ней править службу на родном языке. Тогда все нас поймут, и мы всех победим.

– Хе, – вздохнул пан Вацлав, который наконец допил свой кубок. – Похоже, наш пан император Сигизмунд никак не угомонится. Ему, этому императору, выходит, мало поражений под Витковою горой и у Немецкого брода. Но мы сплотимся!

– Вот и я об этом, – поддержал пана Вацлава Подебрад.

– Но это совсем не просто, – скептично поджав губы и покачав головой, заметил отец Кристиан.

– Ничего, святой отец, управимся. – Подебрад взял кувшин венгерского, который был ещё наполовину полон, и налил всем поровну. – Вспомните, как лихо начал пражский плебс и чем кончилось? Укротили вместе с их ватажком Желивским. А едва табориты-пикарты подняли крик про майновое[47]равенство, славный Ян Жижка мигом поразогнал их вместе с Мартином Гускою.

– Ну, пускай так… – отец Кристиан заглянул в свою кружку и, вздохнув, немного отпил. – Однако табориты всё равно остались, и сможем ли мы с ними договориться, я не знаю…

Высказывание отца Кристиана произвело должное впечатление. Пан Вацлав сердито засопел, а Подебрад нахмурился. Какое-то время за столом царило молчание, прервав которое, отец Кристан добавил:

– На то, что табориты требуют вольных церковных общин и свободы проповеди, по крайней мере можно согласиться, а вот на то, что иерархов тоже не надо, ни в каком разе.

– Как это можно без иерархов? – пан Вацлав оторвался от кубка и непонимающими глазами уставился на отца Кристиана.

– Э, дорогой мой рыцарь, – отец Кристиан благосклонно усмехнулся пану Вацлаву. – Я скажу больше. Кое-кто из таборитов требует, чтоб наша держава вообще избавилась от короля…

– Так это же чушь! – возмущённый пан Вацлав, расплёскивая венгерское, стукнул кубком о стол. – Король должен быть! Во всех других державах есть, а если табориты, не дай господь, возьмут верх, то что ж тогда будет, я вас спрашиваю?

Пан Вацлав недоумённо посмотрел на собеседников, и отец Кристиан пояснил:

– А тогда, наш славный рыцарь, верховодить у нас будет или новый Желивский, который, кстати, заставил короля бежать из Праги, или вообще какой-нибудь Мартин Гуска…

– Ну уж нет! – взорвался Подебрад и, едва успокоившись, пренебрежительно кинул: – Такого ни за что не будет.

– Друзья, не надо так волноваться, – отец Кристиан успокаивающе поднял над столом ладони. – Я уверен, со временем мы выберем себе короля.

– Хотя бы и Сигизмунда! – треснул по столу кулаком пан Вацлав.

Подебрад глянул на разозлённого пана Вацлава и покачал головой.