Когда был возбужден вопрос о примирении, Максимов написал князю следующее письмо: «Ваша светлость, князь А. Ф., Вы изволили почтить меня вызовом… Секунданты находят возможным примирить нас… Я приношу Вам искреннее сожаление по поводу происшедшего».

А. Ф. Витгенштейн не удовлетворился этим письмом и потребовал, чтобы Максимов написал, что он раскаивается или извиняется «в своем поведении».

По словам сотника Логвинова, князь был хороший, добрый человек и ссор никогда не затевал. Француженки в столкновении его с Максимовым, видимо, играли ничтожную роль, скорее это была личная обида.

Защитник подсудимого, присяжный поверенный М. К. Адамов, спрашивает свидетеля, было ли известно ему, что среди француженок, из-за которых загорелся весь сыр-бор, находилась также и шансонетная певица Мюге — интимная подруга покойного князя.

Свидетель дает отрицательный ответ, объясняя, что Витгенштейн поклялся ему, что Мюге в то время не было в вагоне. Если бы он знал, что поводом к дуэли могла послужить эта француженка, то отказался бы выступить секундантом.

Присяжный поверенный Адамов старается доказать, что под словом «пансион» обвиняемый не подразумевал ничего предосудительного.

Затем суд приступил к допросу другого секунданта — хорунжего конвоя князя Амилахвари. Тот рассказал, что перед вручением своей карточки Максимов спросил у противника, кто он.

— Я светлейший князь Витгенштейн, — последовал короткий ответ.

Максимов усомнился.

— Правда ли это? — обратился он к другому встретившемуся офицеру.

— Да, правда.

Только после этого Максимов подал князю свою визитную карточку с адресом.

— А верен ли адрес? — колко проговорил Витгенштейн, вертя ее в руках.

Доктор Поляков, присутствовавший при поединке, рассказывал, что с места дуэли раненого князя на руках донесли до ландо и он был привезен на железнодорожную станцию. Однако поезда пришлось очень долго ожидать. В Петербурге в Морском госпитале не оказалось свободного места, и мучительно страдавшего от раны князя направили в Обуховскую больницу. Дорогой он беспрестанно жаловался на страшные боли в нижней части живота. При вскрытии трупа пуля была найдена застрявшей в левой стороне таза.

По словам свидетеля, Максимов утверждал, что француженки первыми стали его вышучивать.

— Позвольте вашу карточку, — обратился Максимов к одной из них, одетой особенно экстравагантно.

Последовал обмен колкостями, и одна француженка раздраженно толкнула Максимова. По-видимому, все дамы были навеселе.

— Меня преследует какая-то пьяная компания, — жаловался после Максимов кому-то из пассажиров.

Столкнувшись с ним под конец ссоры, князь Витгенштейн резко схватил его за рукав и потребовал указать свое звание.

Свидетель доктор Поляков удостоверяет также, что по окончании дуэли Максимов сам помогал перевязывать раненого князя, и для него, очевидно, был неожиданностью трагический исход поединка.

Действительный статский советник Меженинов, служащий по министерству финансов, в сербскую войну был начальником отряда русских добровольцев. В этом же отряде находился и подсудимый Максимов, отличавшийся беззаветной храбростью и удальством. Помня его геройское прошлое, свидетель Меженинов никак не мог отказать ему в просьбе быть его секундантом.

Порядок поединка был выработан по условиям № 2, применяемым в подобных случаях в германской армии. По соглашению участников дуэли в пистолеты для лучшего боя был вложен двойной заряд пороха.

— Я не стану первым стрелять, — говорил Максимов свидетелю. — Но если не буду убит, то я дам своему противнику немного почувствовать.

— Если я буду убит, — сказал князь, — то передайте мое письмо матушке. Она дожидается.

«Я, старый, обстрелянный в боях офицер, был глубоко растроган этими словами», — добавляет свидетель с дрожью в голосе.

Подполковник Максимов — бывший кирасир, стяжавший почетную известность в военном мире своим геройством. В одном из сражений под ним были убиты за короткое время три лошади. Отчаянный храбрец, он дрался в Боснии, участвовал в Ахалтекинской экспедиции и сражался с англичанами в Трансваале среди мужественных буров, командуя иностранным легионом.

Генерал-майор Вишневский, рассказывая о дуэли, сообщил, что подсудимый говорил ему о своем намерении целиться только в ногу противника.

Суд вызывает свидетельницу Констанс Краво. Собравшаяся публика с интересом разглядывает одну из француженок, послуживших косвенной причиной трагической смерти молодого князя.

Краво держится очень непринужденно, спокойно отвечает на вопросы.

Об обстоятельствах ссоры она сообщить ничего не может, но в словах Максимова, вырвавшихся у него при инциденте в вагоне, в настоящее время не видит чего-либо оскорбительного. Он говорил по-французски про какой-то «пансион», но слово это можно истолковать по-разному. Сам ли князь вступился в защиту дам или же по их просьбе, она не помнит.

Что касается того, что «дамы были навеселе», то до этого они действительно посетили какой-то ресторан, но пили нормальную порцию (в публике смех) и нисколько не были пьяны.

Доктор Зуев охарактеризовал подсудимого как хорошего человека, верного рыцарским традициям. Обнаруживается также, что Максимов во время сербской кампании был ординарцем у известного генерала Черняева.

Наконец все свидетели опрошены, и слово предоставляется товарищу прокурора, господину Новицкому.

Вначале он в общих чертах конулся истории дуэлей, подвергнув этот обычай резкой критике. В то же время он понимает, что может быть нанесена тяжкая обида, которую иногда не в состоянии удовлетворить обыкновенный суд. Но между Витгенштейном и Максимовым не было ничего подобного. Просто бестактность со стороны подсудимого и горячность князя привели к трагически закончившейся дуэли. Максимов вынудил Витгенштейна затеять этот поединок, за что покойный князь заплатил своей жизнью, покончив все счеты с правосудием. Максимов же является, безусловно, виноватым в этой печальной истории.

Обвинитель просил применить к Е. Я. Максимову наказание в виде заключения в крепости на срок от четырех до шести лет.

Следующим выступил защитник подсудимого. Присяжный поверенный Адамов представил суду данное дело с совершенно иной точки зрения.

Покойный князь Витгенштейн был представителем «золотой молодежи», беспечно прожигающей свою жизнь. Вина в его смерти лежит только на нем самом. Максимов только вышел на бой, и бой честный, одинаково опасный для обоих. Известный герой, храбрец, он не мог поступить иначе. Как офицер, он считал себя не вправе отказаться принять вызов, но до этого он со своей стороны сделал все, чтобы избежать дуэли. Суду остается только или вынести ему оправдательный приговор, или же ходатайствовать о царской милости. Дуэль — честный, равноправный поединок. Но если военный может безнаказанно убивать, то штатский отвечает за это перед судом. Где же здесь равноправие? Для государства должны быть одинаково дороги и честь военного, и честь простого гражданина.

«Как защитник, как юрист и как гражданин, я думаю, что Максимов должен быть оправдан», — закончил свою речь Адамов.

Последнее слово предоставляется подсудимому. Но от волнения он ничего не может сказать.

Присяжный поверенный Адамов от его имени заявил, что обвиняемый ищет не милосердия и не смягчения своей участи. Он ищет только правосудия.