Sibirien (1943 bis 1954) // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas, Neue Folge. 2000. Bd. 48. № 3. S. 407–419.

Pallot 2002 – Pallot J. Forced Labour for Forestry: Teh Twentieth Century History of Colonization and Settlement in the North of Perm’ Oblast’ // Europe-Asia Studies. 2002. Vol. 54. № 7. P. 1055–1083.

Pallot 2005 – Pallot J. Russia’s Penal Peripheries: Space, Place and Penalty in Soviet and Post-Soviet Russia // Transactions of the Institute of British Geographers, New Series. 2005. Vol. 30. № 1. P. 109–110.

Pallot, Piacentini and Moran 2010 – Pallot J., Piacentini L., Moran D. Patriotic Discourses in Russia’s Penal Peripheries: Remembering the Mordovan Gulag // Europe-Asia Studies. 2010. Vol. 62. № 1. P. 1–33.

Round 2006 – Round J. Marginalized for a Lifetime: Teh Everyday Experiences of Gulag Survivors in Post-Soviet Magadan // Geografsi ka Annaler. Series B: Human Geography. 2006. Vol. 88. № 1.

Ro’i 2009 – Ro’i Y. Teh Transformation of Historiography on the «Punished Peoples» // History and Memory. Special Issue: Historical Scholarship in Post-Soviet Russia / Ed. by Gabriel Gorodetsky. Vol. 21. № 2. P. 150–176.

Sprau 2018 – Sprau M. Kolyma nach dem GULAG. Entstalinisierung im Magadaner Gebiet 1953–1960. Berlin: De Gruyter Oldenbourg, 2018.

Suny 1993 – Suny R. G. Teh Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. Stanford: Stanford UP, 1993.

Varese 1998 – Varese F. Teh Society of the vory-v-zakone, 1930s–1950s // Cahiers du monde russe. 1998. Vol. 39. № 4. P. 515–538.

Viola 2014 – Viola L. Stalin’s Empire: Teh Gulag and Police Colonization in the Soviet Union in the 1930s // Stalin and Europe: Imitation and Domination, 1928–1953 / Ed. by Т. Snyder and R. Brandon. New York: Oxford UP, 2014. P. 18–43.

Weiner 2006 – Weiner A. Teh Empires Pay a Visit: Gulag Returnees, East European Rebellions, and Soviet Frontier Politics / The Journal of Modern History. 2006. Vol. 78. № 2. P. 333–376.

Хлевнюк Олег Витальевич – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий, профессор Школы исторических наук НИУ Высшая школа экономики, автор работ по советской истории 1920–50-х годов, в том числе монографий «Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры» (2010), «Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры» (2011, в соавторстве с Й. Горлиц-ким), «Сталин. Жизнь одного вождя» (2015), «Teh History of the GULAG. From Collectivization to the Great Terror» (2004).

Глава 2

Гольфо Алексопулос

Истребительно-трудовые лагеря

Переосмысление игры слов Солженицына

Выражаю благодарность Уилсону Беллу, Алену Блюму, Майклу Дэвиду-Фоксу, Сэму Динеру, Полу Р. Грегори, Дэну Хили, Питеру Холквисту, Деборе Кейпл, Джудит Пэллот, Валери Сперлинг, а также анонимным рецензентам журнала «Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History» за их замечания к ранней редакции этой статьи. Настоящее исследование получило поддержку Национальной стипендии Кэмпбелла в Гуверовском институте. Приводимые здесь архивные документы в основном взяты из институтской коллекции микрофильмов, касающихся деятельности КПСС и советских государственных архивов. Основу этой главы составляют материалы из моей последней книги «Страдания и жестокость в Сталинском ГУЛАГе»[50].

Александра Солженицына называли «одним из великих правдоискателей ХХ века» и разрушителем «блокады молчания» [Remnick 2014: 19; Чуковская 2001: 534], царившей вокруг советского режима. Кроме того, этот писатель, впервые открывший своим соотечественникам и всему миру бесчеловечность советской лагерной трудовой системы, мастерски владел языком. Как и Жак Росси, чей «Справочник по ГУЛАГу» раскрыл альтернативную концептуальную вселенную лагерей, Солженицын сосредоточил свое внимание на гулаговской лексике [Росси 1991]. Он отверг сталинский термин «исправительно-трудовые лагеря», применявшийся для обозначения системы использования рабского труда, и заменил его собственным «истребительно-трудовые» [Солженицын 2006: 5]. Этот каламбур, игра советских слов, подчеркивал, что труд в ГУЛАГе в большей степени носил смертоносный характер, нежели исправительный. Как писал сам Солженицын, «ибо изобретены лагеря – на истребление» [Солженицын 2006: 6]. Автор выделил такие направленные на уничтожение элементы ГУЛАГа, как бесчеловечные условия транспортировки заключенных и драконовские правила, регламентирующие нормы питания и труда. У Солженицына не было доступа к советским служебным документам, однако архивные материалы подтверждают его уверенность в истребительном предназначении ГУЛАГа. Я настаиваю, что сталинский ГУЛАГ по своей сути представлял собой институт экстремальной физической эксплуатации человека, преднамеренно носящей губительный характер. Кроме того, как показывает настоящая работа, система физической эксплуатации в лагерях с 1930-х по 1950-е годы становилась все более жестокой. При Сталине ГУЛАГ производил огромное число так называемых доходяг, то есть заключенных, находящихся на грани смерти. Чтобы разгрузить лагеря, сохранить ресурсы и искусственно снизить уровень смертности в ГУЛАГе, сталинское руководство регулярно освобождало этих полумертвых узников. Таким образом, сталинский ГУЛАГ не только истреблял людей, но и осознанно скрывал свою разрушительную сущность.

В литературе о ГУЛАГе исследователи перечисляют причины человеческих страданий и смертности, но, как правило, не утверждают, что непосредственной целью сталинских лагерей было истребление[51]. Мы знаем, что советская служба безопасности ОГПУ – НКВД – МВД, руководившая арестами, транспортировкой и содержанием миллионов людей в трудовых лагерях и поселениях, явно не была озабочена сохранностью человеческих жизней. С другой стороны, из первичного изучения рассекреченных государственных и партийных документов вовсе не следует, что существовал какой-либо целенаправленный план уничтожения заключенных. Таким образом, хотя историки и подчеркивали жестокость системы, мало кто утверждал, что ГУЛАГ был предназначен для уничтожения людей[52]. Более распространено мнение о том, что ГУЛАГ представлял собой некий институт массовой смертности, но никак не массового убийства. Ученые доказывали, что люди умирали от жестоких условий транспортировки в закрытых вагонах в отдаленные лагеря, от убийственного северного климата, от халатного, некомпетентного и жестокого обращения со стороны лагерного начальства и сокамерников. В мемуарах и исторической литературе подчеркиваются и внесистемные причины смертности в ГУЛАГе: низкий уровень жизнеобеспечения (плохая санитария и инфраструктура), насилие преступных группировок, нехватка и кражи продовольствия, садизм охранников или даже внешние факторы с точки зрения самой системы – суровый климат и война. Все это, вместе взятое, противоречит образу трудовых лагерей как системы, предназначенной для уничтожения. Хотя Солженицын остается выдающимся исследователем ГУЛАГа, его анализ «истребительно-трудовых» лагерей не получил широкого распространения в исторической литературе.

На это есть много причин. Как уже отмечалось, руководство никогда официально не выражало намерения проводить планомерное уничтожение заключенных на государственном уровне; напротив, мы обнаружили множество официальных претензий, вызванных ростом лагерной заболеваемости и смертности, а также выявили попытки партийного руководства так или иначе стимулировать принудительный труд и повышать производительность труда за счет материального вознаграждения. Все более распространенным становится сравнение Советов и нацистов, но существует и обоснованное желание избежать ложных