симптомы. Проводимые медицинские обследования в большей мере касались функциональности заключенных, а не вопросов здоровья и служили лишь для осмысления их физического состояния.

Кроме того, медицинские учреждения ГУЛАГа функционировали в крайне стесненных условиях. Существовала хроническая острая нехватка врачей, медикаментов, медицинских инструментов и дополнительных пайков для больных. Множество лечащих медработников сами являлись заключенными и находились под сильным давлением администрации, призванной привлекать к работам весь лагерный контингент. От лагерной администрации требовали соблюдения практически невыполнимых квот на больных и неработающих заключенных, а врачей обязывали назначать своих же сокамерников на самые напряженные виды работ для максимального задействования рабочей силы. Руководство ГУЛАГ НКВД рассчитывало, что коэффициент трудового использования заключенных в основной работе лагеря должен составлять не менее 70 %. Такие квоты, наряду с высокими производственными целями (рис. 2.1), заставляли врачей назначать слабых и истощенных заключенных на выполнение тяжелых физических работ, что только ухудшало их состояние. В саму систему встраивалось давление, требующее пересмотра классификации заключенных в пользу более тяжелых категорий физической трудоспособности. Эти категории не просто присваивались единожды, после чего вопрос закрывался, а постоянно пересматривались и переоценивались[81]. Врачей, несущих ответственность за всю классификацию, обязывали расширять пределы физических возможностей заключенных.

Рис 2.1. Перевыполнение плана на Беломорско-Балтийском канале. Фото: Александр Родченко («СССР на стройке», декабрь 1933 года). Публикуется с разрешения УПРАВИС

Врачи и медицинские трудовые комиссии не могли применять свое независимое суждение и переквалифицировать заключенных «вниз», даже если это оправдывалось медицинскими показаниями.

Как объясняет Д. Фильцер, в сталинской системе гражданского здравоохранения существовал сильный карательный аспект, который требовал от врачей «строго ограничивать количество выписываемых больничных листов». Тем не менее множество гражданских врачей предпочитало относиться к рабочим более мягко, чем этого требовал режим [Фильцер 2011: 140]. Врачи ГУЛАГа находились под сильнейшем административным давлением, требующим направлять заключенных на работы, и весьма рисковали, проявляя снисходительность. С другой стороны, врачи-заключенные старались избегать любых действий, которые могли бы стать причиной их перевода из относительно выживаемых условий лагерной клиники на тяжелые физические работы:

труд в закрытых помещениях ГУЛАГа относился к числу самых желанных. Врачи-заключенные не рисковали оспаривать режимную политику максимального использования рабочей силы. По этой причине Солженицын отмечал, что врачи ГУЛАГа становились соучастниками принуждения к эксплуатации: «Когда происходит квартальная комиссовка – эта комедия общего медицинского осмотра лагерного населения с квалификацией на ТФТ, СФТ, ЛФТ и ИФТ (тяжелый-средний-легкий-индивидуальный физический труд), – много ли возражают добрые врачи злому начальнику санчасти, который сам только тем и держится, что поставляет колонны тяжелого труда?» [Солженицын 2006: 172].

Обратная зависимость социального положения и человечности

При сравнении «Перечней болезней» 1931 и 1944 годов становится очевидным, что жесткость эксплуатации ГУЛАГа не ослабевала с течением времени. Тяжелобольные нетрудоспособные заключенные продолжали выполнять тяжелую физическую работу, что еще больше подрывало их здоровье. Тем не менее высшее руководство ГУЛАГа выставило «Перечень болезней» 1944 года как документ, созданный для улучшения физического состояния заключенных. Начальник Санитарного отдела Лойдин настаивал на том, что новый перечень «внес определенную ясность в определение категории заключенных и в значительной степени позволил устранить неопределенность и путаницу, которые существовали в этой области. Этот документ, разрабатываемый Санитарным отделом в течение многих лет, сыграл огромную роль в улучшении и сохранении физического состояния контингентов»[82]. Аналогичным образом в мае 1947 года начальник ГУЛАГа Наседкин восхвалял Приказ НКВД № 00640, касающийся снижения заболеваемости, смертности и кардинального улучшения физического состояния заключенных. С его точки зрения, это распоряжение внесло радикальные изменения («коренной перелом») в лагерные условия[83].

Но не все были с этим согласны. Начальники лагерных санчастей, которым приходилось применять «Перечень болезней» на местах, рассматривали документ 1944 года как жесткий ревизионный шаг. На встрече с Лойдиным в сентябре 1945 года начальник Санитарного управления Новосибирских областных лагерей и колоний, некий Прохоров, подверг «Перечень» резкой критике. Он обратил внимание на инструкции, регламентирующие наиболее распространенные заболевания, в частности пункт 38, который предписывал «категорию три – индивидуальный труд» при «обширных рубцах, переходящих в язвы или в ткани, препятствующие движению или надеванию одежды и обуви»[84]. По словам Прохорова, большинство этих заключенных относилось не просто к нетрудоспособным, а к «инвалидам, практически прикованным к постели», которые должны были признаваться таковыми и подлежать освобождению как неизлечимые. Кроме того, он процитировал пункт 43, который относил к «категории три – легкий физический труд» тех, чьи болезни предполагали «полную неподвижность или малоподвижность крупных суставов, значительно ограниченное движение конечностей в результате травматического повреждения или хронического заболевания костей, мышц, сухожилий и суставов»[85]. Прохоров настаивал на том, что в большинстве случаев эти заключенные ни на что не способны и не в состоянии что-либо делать, поэтому им нельзя назначать даже легкий физический труд третьей категории. Лойдин отверг эту критику и высказал мнение, что «Перечень болезней», по сути, и так слишком мягок. «Возьмите колхозы, – возразил он Прохорову. – Вы найдете в них пожилых людей с [острыми] грыжами, но они работают!»[86] Однако неустрашимый Прохоров продолжал настаивать на своем. Он сослался на пункт 67, в котором говорилось: «Отсутствие, значительная укороченность или неподвижность двух пальцев или одного большого или указательного пальца на правой руке; отсутствие фаланговых костей на двух и более пальцах правой руки без утраты функций конечностей – категория два»[87]. Прохоров утверждал, что заключенные без большого пальца строго ограничены в возможностях и далеко не всегда могут относиться ко второй категории, предусматривающей средний физический труд[88].

Несмотря на критику со стороны подчиненных, начальник Санитарного отдела ГУЛАГа отказался принимать во внимание аргумент, что новый «Перечень болезней» является серьезным пересмотром прежней практики. Солженицын называл это «общим законом об обратной зависимости социального положения и человечности» [Солженицын 2006: 449]. Защитная позиция Лойдина хорошо показывает менталитет сталинского руководства. Он утверждал, что было бы очень просто назначать заключенным с признаками выраженного недостаточного питания «категорию три – легкий физический труд» вместо «категории два – средний физический труд», как диктует перечень, одновременно предупредив «товарищей, подверженных панике», о необходимости рассмотрения последствий подобных изменений:

Мы думали об этом, товарищи. Но рассудите сами, сколько людей сейчас испытывают нехватку питания. Я утверждаю, что это изменение можно легко внести, однако если мы его примем, то сделаем большую ошибку… Мы «перевернем контингент» с ног на голову. Весь наш полезный «полноценный» контингент попадет в неполезную категорию. Была проведена большая работа по составлению этих инструкций. Вы сами знаете, что мы жили без инструкций… Это [внесение изменений в «Перечень болезней»] может и не оказать большого влияния на ваш собственный контингент, но для другого контингента, например, в таежном лагере, это имеет очень