После разоблачения литературная критика была опозорена и сразу указала на безвкусицу стихов. Публику же это не смутило, а после списания остатков тиражей в макулатуру стоимость антикварного издания работ Форестира однажды достигла 100 марок. Ясно одно: стихи были подлинными, поддельным оказался только автор.

Разум лишает мир очарования. Культура отделяет человека от природы. Правила неестественны. Поэтому эпоха Просвещения XVIII столетия, как и любое другое большое интеллектуальное направление, породила противоположное ей встречное движение. «Назад к природе!» – звучал девиз французского философа Жан-Жака Руссо. В «просвеченном» разумом настоящем многим хотелось вернуться в эмоционально наполненное, преображенное романтикой прошлое.

Делу можно было помочь. Оссиан – это волшебное имя вскоре пленило всех, кто питал отвращение к рациональному, здравому, искусственному. Оссиан – слепой кельтский певец, живший предположительно в III веке; его гэльские героические поэмы и эпосы были обнаружены шотландским гувернером Джеймсом Макферсоном в 1760 году. Сначала были опубликованы «Фрагменты древней поэзии», в 1762 году за ними последовал «Фингал. Древний эпос», в 1763 году – второй эпос «Темора», пока в 1766 году Макферсон не выпустил «Произведения Оссиана» – полное собрание сочинений поэта, быстро обретшего славу «каледонской», «кельтской» звезды или «Северного Гомера», – все тексты были переведены в английский прозаический вариант. Творчество Оссиана вызвало восхищение у половины образованных и ученых людей Европы. В 1774 году в стихотворении «Не знаю я, зачем» Маттиас Клаудиус поставил нордического поэта выше греков: «Зачем внимать нам песне греков? // Всегда мне нравилось одно лишь – // Не подражать. И греки были // Впервые здесь подобно всем нам. // Дана мне их зачем культура? // Пусть остается. Я же вспряну // И положусь на мать-природу; // И вопль ее глубокий первый // Мне ближе, чем мотив изящный. // Не пропадет его несущий, // Подобный барду Оссиану».

Сэмюэл Джонсон, крупнейший английский критик того времени, едва ли не единственный сохранял беспристрастность. Он объявил поэмы не просто ничего не стоящими из-за скучного, утомляющего стиля и содержания, но даже наивно-детскими. Кроме того, он считал их подделками. Макферсон поступил легкомысленно, положившись не на устные предания, а на оригинальные рукописи; Джонсон же настаивал, что в III столетии в Шотландии или Ирландии еще никто не умел ни читать, ни писать. Тем не менее он не был услышан – в том числе и потому, что оссиановы поэмы укрепляли патриотизм шотландцев, страдавших от политического и культурного гнета Англии. Джонсон был англичанином и, следовательно, врагом. Ко всему прочему увлечение творчеством Оссиана пришлось на то же самое время, когда интеллектуалы воодушевлялись народной поэзией, казавшейся исконной и неподдельной, – именно в те годы Иоганн Готфрид Гердер начал собирать свои незабвенные «Голоса народов в песнях».

Влияние Оссиана сохранялось до конца XIX века, а появление все новых и новых доказательств фальсификации текстов древнего поэта едва ли препятствовало их распространению. Мнимые оригиналы, опубликованные в 1807 году, через 11 лет после смерти Макферсона, оказались обратными переводами с английского на гэльский, то есть еще одним мошенничеством. Потребовалось еще много десятилетий, прежде чем стало известно, что, хотя народные баллады и сказания сохранялись в горах, Макферсон основывал свои поэмы и эпосы, даже «Темору», большей частью на собственной фантазии, а не на каледонских источниках. Он мастерски использовал доисторические предания и, опираясь на них, сочинял сам: из легендарного героя Финна Маккула он сделал Фингала, мифический ирландский герой Ошин превратился в Оссиана, сына Фингала и отца Оскара, другого персонажа ирландской мифологии. Он также создавал видимость подлинности, упоминая в своих стихах реальные места. То, что его архаизированный язык, образность текста и бесхитростные описания людей были на грани китча и безвкусицы, разумеется, заметили только тогда, когда героическая поэзия была признана подделкой.

Для Макферсона затеянное им дело оказалось выгодно и в политическом плане – в 1780 году он вошел в английский парламент. Извлекла свою пользу и фольклористика, так как интерес к гэльскому языку и культуре не затихает и до сих пор. Культ Оссиана побудил валлийского поэта Эдварда Уильямса[31] обратить внимание общественности на язык, литературу и культуру собственной родины. Подобно Макферсону он немного помог процессу, когда в 1789 году опубликовал стихи Давида ап Гвилима, поэта XIV века, смешав их с множеством собственных стихов. В том же духе он действовал и дальше; даже изданные посмертно два тома «Барды» – сборники песен кельтских бардов со времен Средневековья до наших дней – включали множество произведений фальсификатора Уильямса.

Не просто использование образца, но полное присвоение чужого произведения, в результате которого плагиатор обретает не только успех, но и славу во всем мире и получает Нобелевскую премию по литературе, – такое, как считается, могло случиться с одним из самых объемных романов XX века: четырехтомным главным сочинением Михаила Шолохова «Тихий Дон».

Уже в 1928 году, когда была опубликована первая часть романа, появились вопросы по поводу его авторства. Сомневавшихся из Российской ассоциации пролетарских писателей как «врагов пролетариата» заставили молчать, угрожая судебным разбирательством. Однако подозрение сохранилось: как мог автор, верный линии партии и обыкновенно писавший заурядные вещи, создать шедевр, в котором со знанием дела и состраданием описана жизнь казаков, – тем более что те были верны царю, поддерживали дореволюционный порядок и отвергали большевизм? Мог ли молодой писатель 1905 года рождения, не являвшийся казаком и посещавший школу всего четыре года, бывший еще ребенком в период Первой мировой войны и революции 1917 года, семья которого держалась в стороне в последующую Гражданскую войну, столь ярко и увлекательно рассказать об этом переломном времени? Как мог он в 1932 году выпустить третий том «Тихого Дона» и одновременно, будучи убежденным коммунистом, опубликовать роман «Поднятая целина», в котором оправдывалось убийство кулацких детей, происходивших из семей классового врага?

В 1940 году появился четвертый (последний) том романа, а в 1965 году Михаил Шолохов получил Нобелевскую премию по литературе. Это было сделано поздно, но опрометчиво, так как в 1970-е годы стали подтверждаться косвенные доказательства, что истинным автором произведения был другой человек: казак Федор Дмитриевич Крюков.

Сын казачьего атамана, он родился в 1870 году в станице Глазуновская, посещал гимназию, изучал историю и литературу и уже во время обучения публиковал рассказы о жизни донского казачества. В 1898 году вышла серия его коротких заметок под названием «На тихом Дону». В 1906 году Крюков вошел в Государственную думу как депутат от области Войска Донского, позднее принимал участие в Первой мировой войне, во время Февральской революции 1917 года находился в Санкт-Петербурге, а в Гражданскую войну в 1919 году примкнул в качестве офицера к контрреволюционной Белой армии. В 1920 году умер от тифа. Согласно свидетельствам друзей, он до последнего занимался написанием большого романа.