Приступы скручивали Эльзу раз в месяц. Очнувшись, она помнила все. Впрочем, люди и места в видениях являлись незнакомые. Слушая ее рассказы, сестры тоже не могли понять, где и с кем должно произойти увиденное. С приходом лунных очищений приступы участились. После них девушка лежала пластом, с трудом поднимаясь, чтобы справить нужду.

– Больше ждать нельзя, – с порога заявила старшая сестра, входя в ее келью. – Иначе Дар сожжет тебя.

– Вы знаете, что делать?! – с надеждой спросила Эльза.

– Все сестры знают. Тебе нужно лишиться девственности.

Эльза онемела.

– Иного способа нет. Среди сивилл не бывает девиц. Это чуточку больно и не всегда приятно… – Корделия замялась. – Во всяком случае, по первому разу. Хотя кое-кому из сестер понравилось.

Эльза зарделась утренней зарей. Она вспомнила, как сестра Катрина исчезала на ночь, возвращаясь под утро. Корделия наверняка знала о побегах Катрины, но не препятствовала.

– Я сделала расчеты. Скоро у тебя будут подходящие дни.

– Подходящие для чего?

– Ты хочешь зачать ребенка?

– Нет!

– Вот и не задавай глупых вопросов.

Эльзу отвели в особую комнату. У стены стояла широченная – хоть вчетвером спи! – кровать. Сестры велели Эльзе раздеться, лечь на кровать лицом вверх и ждать. Нагая, как при рождении, девушка смотрела в потолок. Потолок был расписан узорами – нет, причудливыми сплетениями тел! – и Эльза с опозданием сообразила, что творится на потолке. Сперва она зажмурилась. Но время шло, и глаза открылись сами собой. Мужчины и женщины над ней творили немыслимое. Неужели люди могут так изворачиваться! Глаза любовников сияли, на лицах застыло выражение восторга. Наверное, художник нарочно так нарисовал, а на самом деле…

Она и не поняла, что приступ уже начался. Такой припадок с ней случился впервые. Спокойный, дружелюбный; неотличимый от обычного бодрствования. Созерцание ли стыдных картин, аромат ли благовоний, горящих на жаровенке – так или иначе, Эльза видела будущее на шаг вперед. Свое собственное будущее. Сейчас ее охватит странный, волнующий трепет. Повинуясь, трепет явился. Сейчас она захочет, чтобы все случилось поскорей, избавив ее от муки ожидания. Желание пришло. Вот-вот очертания комнаты, дрожа в зыбком свете лампад, поплывут у нее перед глазами… Комната вздрогнула. По углам заколебались тени, сгущаясь и расточаясь. Когда одна из теней отделилась от стены и направилась к кровати, Эльза ничуть не удивилась, и даже хихикнула.

Она знала об этом прежде, чем тень сделала первый шаг.

Темно-зеленый балахон, расписанный серебряными узорами, закрывал мужчину с головой. Лишь пара дырок для глаз; и еще одна, гораздо ниже. Сильные ладони скользнули по бедрам Эльзы; и опять, уже в действительности. Зная все заранее, переживая каждое событие два раза, Эльза расслабилась, как советовали сестры. Краткая вспышка боли – дважды. Размеренное движение двоилось; предвиденье с легкой задержкой отражалось в сиюминутности. Жаркая волна растворила боль и стыд, и остатки страха; и растворила вновь, на самом деле. Девушка услышала, как она кричит, и закричала.

Сейчас заснешь, предупредил Дар.

Хорошо, улыбнулась она.

* * *

Когда она очнулась, комната была пустой. Сон? Красные пятна на простыне быстро убедили Эльзу в обратном. «Ты вела себя, как похотливое животное! – бранился стыд, но вяло, без страсти. – Ты кричала от вожделения! Позор! Знай об этом мать с отцом…» Отстань, рассмеялась Эльза. «Ты отдалась быку в балахоне! Сука в течке! Блудная девка…»

Да ну тебя, отмахнулась Эльза.

Изыди.

– Ты укротила свой Дар, – скажет ей через месяц старшая сестра Корделия. – Завтра тебя отведут в храм, и ты вдохнешь священный дым.

На следующий день, рано утром, в горах прогрохочет обвал. Обломки храма рухнут на дно ущелья. Источник священного дыма будет погребен под завалами исполинских камней. Хорошо, что сивилл в этот момент не было в храме.

Обошлось без жертв.

* * *

Растерянные женщины сгрудились у обрыва, опасаясь подходить близко к краю. Часть скалистого склона исчезла вместе с храмом. От базальтовой перемычки, соединявшей края ущелья, остался лишь узкий мост. На другой стороне чернела зловещая дыра, открывая вход в недра горы.

Раньше этой дыры не было.

Но главное – ни единой струйки священного дыма, дарившего сивиллам осознанность пророческих видений, не поднималось больше со дна ущелья. Привычная жизнь рухнула в тартарары. Сивиллы жили предсказаниями. Это был источник их существования. В обитель приезжали издалека; сам король, бывало, прибегал к услугам сестер. Приношений хватало с лихвой, включая содержание госпиталя для бедняков. Но одна лишь утрата доходов не повергла бы сивилл в смятение и трепет. Обвал похоронил цель и смысл их бытия. Священный дым позволял вызывать грезы целенаправленно, прозревать будущее просителя.

А что теперь?

Никто из сестер не знал, что делать дальше.

Они пытались. До одури дышали дымом лавра, бросали в жаровню травы и корешки, от запаха которых теряли сознание. Одурманенные, начинали безумно хохотать; сестер рвало черной желчью… Иногда удавалось что-то узреть – смутно, на грани видимости. Поток просителей быстро иссяк. Многие уходили в ярости, сыпля проклятиями. Сбережения таяли льдинкой на солнце. Самим сестрам накопленного хватило бы на два-три года – если затянуть пояса. Но как бросить госпиталь на произвол судьбы? Как выгнать больных и увечных? К счастью, его величество Фернандес, прослышав о беде, постигшей сестер, расщедрился – выделил для госпиталя содержание из казны. Видать, вспомнил былые услуги обители. Или просто выпил кувшин хорошего вина. Содержание оказалось скромным, но сивиллы не уставали возносить молитвы за великодушного государя. Впрочем, королевская милость не вернула им священный дым.

В обители воцарилось уныние.

Тот, кто вкусил от плода прозрения, будет жаждать вкусить от него снова и снова. Да, ради помощи людям. Ради предотвращения бед. Но в глубине души сестры знали: прозрение нужно им ради него самого. Ради неповторимых ощущений, которые оно дарит сивилле – в отличие от припадков, даже обузданных. Если бы сестрам сказали, что похожие чувства испытывает человек, пристрастившийся к маковой настойке, они бы возмутились. Что общего между низменным пороком – и божественным даром?

Абсолютно ничего общего!

Потянулась бесконечная череда дней, похожих один на другой, как кочки в болоте. Утренний обход. Миазмы тел, пота и гноя. Перевязки, примочки. Вынос отхожих горшков и ведер. Приготовление снадобий. Скудная трапеза в угрюмом молчании. Компрессы, кровопускания. И вот однажды…

– Там! Там такое чудо!

Катрина, запыхавшись, ворвалась в обитель. Глаза ее сияли восторгом. Спустя семь месяцев после злополучного обвала Катрина наконец отважилась войти в грот, открывшийся на другой стороне ущелья.